Наконец от дороги раздались звуки копыт и группа молодых пашто (совместно с туркан) привели несколько каурых жеребцов.

— Это ваши кони? — обратился Хамидулла к дочери степного Хана без лишних церемоний.

— Разреши, я не буду свидетельствовать, поскольку вхожу в состав суда и являюсь заинтересованным лицом, — вежливо ответила степнячка через переводчицу-персиянку. — Давайте сделаем так. Пусть ваши люди, умеющие отличать правду от лжи, выберут любых из моей сотни, плюс тех из каррани, кто понимает в конях и в их клеймлении. И уже те люди ответят на твой вопрос. Права же собственности на коней передаю брату, — девчонка кивает на лысого здоровяка. — И сейчас говорю, как дочь Хана туркан. Не как хозяйка этих животных.

С точки зрения самого Хамидуллы, такое затягивание процедуры было абсолютно лишним. С другой стороны, предлагаемая степнячкой цепочка действий должна была и продлить процедуру, и удлинить время общения. Развлечению быть, решил про себя старейшина Бамиана и повернулся к старику из каррани:

— Ты засвидетельствуешь правду сказанного?

Актар молча кивнул.

— Жители Бамиана, кто ещё желает присоединиться ко мне в определении принадлежности этих коней? Либо, кто не доверяет моему суждению либо умению отличать ложь от правды? — Хамидулла из вежливости обвёл окружающих взглядом, затем кивнул самому себе. — Первые десять туркан во-о-он от того края, подойдите сюда…

_________

Несмотря на внешнюю неказистость антуража, формальным местный подход к судейству точно не назовёшь. Во-первых, местный дед по имени Хамидулла достаточно дотошно и профессионально начинает разбираться в правах собственности на «мясных» коней Алтынай.

Для чего самих лошадей пригоняют из соседней долины, а потом затевают самый натуральный судебный опрос свидетелей. Алтынай, кстати, ссылается на конфликт интересов и предлагает спросить других.

Хамидулла, движимый только ему известными мотивами, отбирает десяток первых попавшихся под руку соплеменников Алтынай и долго добывает из них классификацию клейма у туркан, которое ставится на коней.

Примерно через полчаса, старик предъявляет всем на обозрение прорисованные на пергаменте очертания основных узоров, которыми пользуются туркан, и громогласно спрашивает:

— Есть ли кто-то, кто оспаривает указанные тут виды клейма? Вот и хорошо, — добавляет он через секунду, поскольку оспаривающих не находится.

Слова «наших» подтверждают пуштуны Актара, пусть и не в таких подробностях. Естественно, в элементах турканского клейма (зашифровывающего название рода-владельца и много чего ещё) пашто не сильны, но сами принципы у них и «у нас» отличаются.

Далее следует монотонное разглядывание каждой лошади и соотнесение её с личной собственностью Алтынай.

Пока длится вся эта достаточно однообразная затея, я едва не зеваю от скуки. Сам же Хамидулла, как и присутствующие, отчего-то возбуждены и эмоционально «горячи».

— Слушаю твои пояснения, — через добрые два часа обращается дед к «задержанному». — Откуда у тебя эти кони?

— Если купил? — пробует «невидимка» старика на уверенность.

— Купчая? Либо договор? Либо ярлык от предыдущего владельца? — спокойно отвечает Хамидулла. — Скажи, где взять в твоих вещах, мы тут же принесём.

Видимо, не только я понял, что местный старейшина, как и Актар, является живым полиграфом. Потому обвиняемый молча отворачивается и ничего не говорит.

Поставив точку в вопросе коней, суд переходит к следующему этапу. Десятник из туркан, после ряда полагающихся по случаю приветствий, красочно описывает подробности убийства нашего человека возле рыбного амбара.