Осень наступала, наступал и театральный сезон; я усиленно репетировал Гамлета, а Ольга, уже игравшая раньше Офелию, задержалась на даче и прислала оттуда записку, что роль эта ей «тьфу, она ее с закрытыми глазами, ну и проч.»

Мы с Гагариным много спорили о трактовках, мне не нравился декламационный стиль, к которому Сашка несколько тяготел, обсуждали статью Тургенева, где он сравнивал мир Гамлета с миром Дон Кихота и очень правильно, на мой взгляд, писал, что мир Дон Кихота «географичен», а Гамлета — не выходит за пределы самого героя. Тем сильнее драма крушения его мира, убеждал я, это не умаляет, а усиливает трагедию. И еще я отспорил, что вместо традиционного «быть или не быть» правильный английский перевод требует слов «жить или не жить» — ведь именно об этом речь идет в центральном монологе пьесы.

Три дня репетиций и перепалок очень ото всего отвлекли, а на четвертый утром пригласил нас к себе Казанцев.

— Новости кой-какие.

Честно говоря, на этом крайне профессиональном и темном преступленье я думал, надо поставить крест, и судя по скептическому дядиному выражению, мнения он держался примерно того же.

— Умница — помощник мой — вспомнил одно годичной давности дело: бандитская разборка была — междусобойчик. Три трупа и два арестованных; среди них слесарь, изготовлявший для одной из банд заточки.

— Что за банда?

— Банда Комова, или «Комка» по его кличке. Слесарь сразу дал все нужные показания, поэтому получил только три года каторги. Так вот, заточка, которая осталась в теле золотопромышленника в точности совпадает с теми несколькими, которые изготовил тот слесарь.

— Это как же удалось определить, Митя? На Сахалин ты съездить ведь не успел.

— И не надо. Очень характерная работа рашпилем, ну и еще признаки, которые не дают сомневаться.

— А Комов этот?

— Ушел. Заметьте себе — он левша. По приметам — средний рост, сухая комплекция — тоже подходит. Еще у него черта — франт и бабник.

— Ну-у, Митя, с этими чертами пол-Москвы на каторгу отправить можно.

— А ты не спеши. Вы, Сережа, Верку ведь помните?

— Прекрасно помню.

— Так вот филер забросил ей в «Амстердам» информацию — позавчера там появлялся тип с этими данными. И по обращению с ним некоторых завсегдатаев, тип авторитетный.

— Так брать! — ожил дядя.

— Опять не спеши. Встречался он там с неким господином — Верка считает опытным своим уголовным глазом — тот маскировку применял: наклеенная бородка, очки, которые ему явно смотреть мешали, и раньше она данного субъекта в трактире не видела. Еще заметила — обмен между ними состоялся какой-то, и опять «нюхом своим звериным чувствую, — говорит, — была передача денег».

— Расплата за убийство?

— Сильно смахивает. Но тип этот...

— Комов?

— Предположительно так. Тип этот тоже что-то передавал. Так что «брать», Андрей, очень рано еще.

— Но план у тебя есть, сознавайся!

Генерал ответил не сразу; взял предложенную дядей сигарку, сделал пару затяжек...

— План есть, но колючий, друзья.

— А по яснее.

— У меня в «Амстердаме» только один не засвеченный филер. Да и тот не из лучших.

— А-а, тебе подсадные утки нужны.

— Нужны. И броская девица нужна, как бы легкого поведения.

Я сразу понял на что намек — театр. Ну, Сашку Гагарина я вмиг уговорю, он, кстати, и стреляет неплохо. А дальше... Ольга. Капризная она у нас всё-таки. Хотя по внешнему виду, да еще с легким гримом, впечатление произведет на любого.