В зале суда немедленно раздались возгласы удивления, одобрения и даже искреннего недоумения. Джек бросил быстрый взгляд на присяжных, но никто из них не смотрел в его сторону. За спиной прокурора ручьем текли слезы. Мать Оскара Пинтадо коротко вскрикнула, и это не был возглас восторга или отчаяния. Это был всего лишь взрыв эмоций, который должен был поведать всему миру о том, что правосудие свершилось.
— Этого не может быть! — прошептала Линдси.
— К порядку! — воззвал судья, ударяя по столу молоточком. — Леди и джентльмены присяжные, благодарю вас за то, что вы исполнили свой долг. Вы можете быть свободны. Советник, прошу вас зайти ко мне в кабинет, чтобы узнать срок исполнения приговора. Судебное заседание объявляется закрытым.
Прозвучал последний удар молотка, и все было кончено.
Джек обвел глазами зал суда. Люди устремились к выходу, журналисты спешили найти укромный уголок, чтобы надиктовать свои репортажи для выпусков последних новостей. Перед глазами у него все расплывалось, и Джек никак не мог смахнуть пелену с глаз. Наконец он перевел взгляд на Линдси. В глазах у нее отражались ужас и недоумение.
— Этого просто не может быть, — повторяла она снова и снова.
Но все это происходило на самом деле, и для Джека наступил один из тех кошмарных моментов, когда он не понимал, почему случилось то, чего не должно было случиться. Впрочем, в глубине души он сомневался, что испытывал бы то же самое, будь приговор оправдательным.
Джек почувствовал, что его тянут за рукав. Это оказалась Линдси. С двух сторон от нее стояли федеральные маршалы — чиновники, готовые препроводить ее в тюрьму. Это были те же самые люди, которые вот уже две недели уводили ее после окончания очередного дня заседаний. На этот раз, однако, в их присутствии чувствовалось нечто новое — приговор сделал ее возвращение за решетку окончательным и бесповоротным.
— Джек, сделайте же что-нибудь! — взмолилась Линдси.
Джеку хотелось успокоить ее, но он сумел лишь выдавить несколько ободряющих слов.
— Ничего еще не кончилось, — сказал он ей, но собственные слова показались ему неискренними и неубедительными.
Она яростно взглянула на него затуманенным взором, и Джек не знал, чего от нее ожидать — то ли она расплачется, то ли оторвет ему голову. Она продолжала неотрывно смотреть на него, поворачивая к нему голову, когда федеральные маршалы повлекли ее прочь из зала через боковой выход.
Джек глубоко вздохнул. Голова у него раскалывалась. Позади него, по другую сторону ограждения, репортеры выкрикивали свои бесчисленные вопросы, которые сливались в сплошной и нестройный шум.
К столу защиты подошел Гектор Торрес, но он не протянул руку для пожатия. На губах у него не было улыбки — она таилась в его глазах.
— Ну, что же, полагаю, я заслужил поздравления. До встречи, Джек, — изрек прокурор.
— Да пошел ты, урод, — вырвалось у Софии.
Джек поднял руку, успокаивая ее, а прокурор повернулся лицом к журналистам, столпившимся у ограждения. Джек же показал им спину, собирая бумаги в свой портфель.
— Этот человек просто идиот, — заявила София.
— Не волнуйтесь. Есть такая поговорка: «Что посеешь, то и пожнешь».
— Что вы имеете в виду?
— Увидите.
У Джека уже было заготовлено заявление для прессы, но он не имел ни малейшего желания озвучивать его. Наступил как раз тот момент, когда он не чувствовал необходимости объяснять что-либо. Он удовлетворился тем, что позволил федеральному прокурору США сполна насладиться мгновениями славы. Затем подхватил портфель и двинулся по центральному проходу. София последовала за ним. К ним присоединились несколько репортеров, но Джек хранил молчание, и они потеряли к нему интерес, тем более что в коридоре прокурор устроил импровизированную пресс-конференцию для журналистов. |