Консилиум постановил, что показан аппарат Илизарова. Этот вариант был бы бесспорным, если бы не пластика стопы. А так — были, что называется, нюансы. Но все же добро дали, и Булат выдохнул. Он хотел этого. Это значит, что Булат скоро встанет на ноги. Да на костылях, да, с ограничениями, но встанет! Уткой Булат был сыт по горло в больнице, и возможность обеспечить себе хотя бы минимальную мобильность и самостоятельность была для Булата жизненно важной. Теперь можно и домой.

Если бы Вадик не был таким душнилой.

— Никогда не думал, что ты такая зануда.

— Это ты меня в операционной не видел.

— Вообще-то, ты мне операцию делал!

— Это же не значит, что ты что-то видел. Ты ж под наркозом был. Лежал бесчувственным чучелком. И не ныл!

— Я не ною. Но если ты меня не выпишешь, я сам отсюда уйду.

Вадим вздохнул и сел на стул возле кровати. Сложил руки на груди.

— Вот скажи мне, зачем ты так торопишься домой?

— У меня там, между прочим, молодая жена.

— Ну, в таком состоянии ей от тебя, конечно, масса пользы!

От тяжелой руки Коновалов ловко увернулся.

— Воу-воу, какой грозный! Ладно, иди домой.

— Точно?

— Точно, — Коновалов снова повернулся к кровати и похлопал Булата по плечу. — Завтра выпишу после контрольных анализов. Рекомендации тебе написать или ты сам с усами?

— Напиши, конечно. Ты ведь мой лечащий врач.

* * *

Булат вернулся домой. И Гульнара не могла вспомнить, была ли когда-то в жизни так счастлива. Теперь, именно теперь, когда он медленно, опираясь на костыли, прошел по гостиной, а потом тяжело опустился на стул, Гульнара поверила, что все самое страшное и тяжелое осталось позади.

Булат дома.

Вадим сказал, что все в порядке, что процесс идет как надо, и теперь — теперь только время, терпение и выполнение его рекомендаций. И все будет хорошо. Просто не быстро и не сразу. Гульнара была уверена, что она к этому готова.

И все же… все же нет. Она оказалась не готова к этой страшной штуке на ноге у Булата. С одной стороны, конечно, это было очень круто и здорово — что Булат мог сам передвигаться. Гульнара чувствовала, как ему это важно — возможность передвигаться самостоятельно, хотя бы с помощью костылей. А с другой стороны, когда она увидела, что эта штука на ноге уходит прямо туда, внутрь, под кожу, что железные прутья входят прямо внутрь тела — Гульнаре стало так дурно, что она чудом удержала приступ тошноты. Впрочем, он ее нагнал, этот приступ, только позже. И когда никто не видел. Гульнара пока справлялась с этими приступами. И даже с природой этих приступов уже смирилась. Правда, надо бы все же сходить к врачу, но это может подождать неделю или две. Когда они с Булатом обустроят новый для них быт. Все же когда в доме находится человек с ограниченной мобильностью — это не может не поменять быт.

Только Булат отказывался что-либо менять в своей жизни. Он отказывался от любой помощи. Слово «Я сам» уже через день бесило Гулю до нервного тика.

Гульнара не раз вспомнила те слова Вадима:

«— Тебе предстоят непростые месяцы. Булат терпеть не может беспомощность. Бесится прямо. Он на рыбалке в палец крючок засадил и оперировать не мог две недели.