Сегодня утром Рысь заметила какие-то странные следы и сразу же позвала дедушку Пузана.

Старик выпучил глаза и запрыгал, как сумасшедший.

— НАШЛИ! НАШЛИ! — завопил он. — Это он! Это точно он!

— Ты уверен, дедушка? Это случайно не бизон?

— Проклятье, Неандертальчик, по-твоему, я выжил из ума? Всю жизнь я мечтал увидеть именно эти следы. Говорю тебе: это — длинношерстный носорог, даже целая семья носорогов… самец, судя по глубине отпечатков, весит по меньшей мере пять медведей.

— Де… дедушка, не позвать ли нам остальных? — заикается Щеголек.

— М-м-м… наверное, ты прав. Из этой долины ему не уйти. Она, насколько мне помнится, заканчивается крутым обрывом. Да, он попался. Но надо действовать осторожно.

— Что ты задумал? — интересуюсь я.

— Видишь ли, мы не сможем убить копьями такого крупного зверя, — рассуждает наш учитель. — Применим огонь. Молния, беги зови остальных да скажи, чтобы готовили факелы.

— Всех позвать? — спрашивает староста.

— Девочки пусть останутся присмотреть за лагерем, а мальчиков захвати с собой всех. — Потом, вспомнив встречу с тигрицей, спохватывается: — Нет, не всех… Кротика не надо.

Молния убегает вприпрыжку, а мы с бесконечными предосторожностями углубляемся в долину.

Мы идем весь остаток дня и на закате, как раз на фоне багрового солнечного диска, видим его.

Большой, могучий, уверенный в себе стоит на кромке обрыва зверь, ради которого мы проделали весь этот путь и преодолели столько опасностей.

Какой огромный самец! Время от времени он поднимает голову, принюхивается, но мы, к счастью, подошли с подветренной стороны.

Дедушка Пузан падает на колени, хватает горсть земли, посыпает себе голову.

Рядом с ним Уголек уже вовсю рисует.

Момент такой торжественный, что слезы подступают к глазам. Смотрю на гребень горы: большой носорог, нагнув голову, гонит прочь самку и детенышей.

И остается наверху один.

— Наверное, он нас заметил и отправил семью в безопасное место… — шепчет учитель.

— А… сам он не убежит?

— Нет. Он примет на себя удар и даст время своим укрыться.

Снова смотрю на могучий силуэт, уже почти слившийся с темным гребнем горы, и в сердце закрадывается какое-то неведомое доселе чувство: жалость… возможно, восхищение.

Тем временем подходят остальные.

— Теперь тихо, — командует дедушка Пузан и в мгновение ока зажигает огонь. — Вы знаете, что нужно делать, — прибавляет он.

Мы зажигаем факелы и, растянувшись полукругом по всей долине, медленно наступаем.

Тень исчезает с гребня.

Мы переваливаем через хребет и оказываемся в таком ущелье, что даже снежному барану не взобраться по его крутым склонам. Ниже, должно быть, расположена еще одна долина, потому что между скал задувает ветерок, и в эту долину ведет обрывистый спуск.

Ущелье сужается, теперь мы идем, теснясь, по тропе, высоко подняв горящие факелы.

Впереди нас, наверху, в тени деревьев, растущих на краю обрыва, укрылся большой носорог. Мы слышим, как он фыркает, как бьет копытами по земле — то же самое делают бизоны, когда собираются нападать.

Однако мы знаем, что носорог нападать не будет!

Он напуган движущимися огнями, он отступает — еще немного, и рухнет в пропасть. Мы дождемся зари, спустимся не спеша, сдерем с него драгоценную шкуру… отпилим огромный, обладающий волшебными свойствами рог.

И наконец-то сможем вернуться домой.