Возможно, неделю. Они хотели знать, кому сообщить об этом.
— Подождите минутку, — сказала Бенни.
— Вы должны знать, кто она. Вы же ее подруга. — Монахиня, прикрепленная к больнице, была сбита с толку.
— Да, но это не так легко.
— А как быть с ее бумажником?
— Там пусто. У нее нет близких родственников. Пожалуйста, дайте мне подумать. Я должна понять, что лучше.
Бенни ничего не хотела рассказывать родителям, но нужно было решить, какой из двух монахинь сообщить о несчастье с Евой. А вдруг Ева рассердится, если мать Фрэнсис узнает о ее невеселой жизни в монастыре, лжи и обстоятельствах, которые привели ее сначала на другой конец города, а потом на больничную койку?
И так ли ужасна мать Клер, как считала Ева?
В конце концов, эта женщина — монахиня. Если она посвятила себя Богу, то в ней должно быть что-то хорошее.
У Бенни заболела голова. Задача оказалась слишком трудной.
— Может быть, поделишься? Одна голова хорошо, а две лучше, — сказала Нэн Махон. Они сидели у стола и пили сладкий чай с молоком.
— Это похоже на сказку братьев Гримм, — ответила Бенни.
— Рассказывай.
И Бенни начала рассказывать, чувствуя себя предательницей.
Нэн слушала ее и задавала вопросы.
— Звони матери Фрэнсис, — наконец сказала она. — И скажи, что Ева собиралась позвонить ей сегодня.
— Но это не так.
— Какая разница, когда именно она собиралась позвонить, если от этого монахине станет легче?
Это имело смысл. Да, имело.
— А как быть с матерью Клер?
— Со злодейкой?
— Похоже, это действительно ужасная особа. Она будет кричать на добрую мать Фрэнсис. Просто кошмар, что она имеет отношение к этому делу.
— Если так, то зачем звонить ей и подвергаться адским мучениям ни за что?
— Думаю, ты права.
— Вот и хорошо. Тогда ступай и скажи это местной сестре, иначе она подумает, что у тебя сотрясение мозга или что-нибудь в этом роде. И заодно попроси кого-нибудь из медперсонала сообщить матери Фрэнсис о повреждениях Евы. Сама ты только напугаешь ее до смерти.
— А почему ты не хочешь звонить родителям?
— Потому что моя мать работает в отеле, где не любят замужних женщин. Я не хочу, чтобы она волновалась из-за пустяков и срывалась с места. А отец… — Нэн сделала паузу.
Бенни ждала.
— Ну, это другое дело.
— Хочешь сказать, что ему на тебя наплевать?
— Совсем наоборот. Он примчится сюда, начнет шуметь, кричать, устроит сцену, скажет, что его бедную девочку ранили и напугали до смерти, а потом потребует выяснить, кто в этом виноват.
Бенни улыбнулась.
— Я серьезно. Он всегда был таким. Это и хорошо, и плохо. Хорошо — потому что я могу получить от него все, что мне нужно.
— А плохо?
— Не знаю. Просто плохо, и все. — Нэн пожала плечами, и Бенни поняла, что разговор окончен. — Ступай и позвони Доброй Фее, пока на нас снова не напялили крахмальные халаты.
Кит Хегарти находилась в большой передней спальне, которую сдавала двум братьям из-под Голуэя. «Умные и симпатичные мальчики, — думала она. — Хорошо воспитанные матерью. В отличие от других, одежду вешают аккуратно. Проблем с ними не будет. Один учится на сельскохозяйственном, другой — на экономическом. Что бы там ни говорили, а фермеры у нас не бедствуют. Сегодня в двери университета войдет немало фермерских сыновей».
А потом она подумала о собственном сыне. Фрэнк поднимется по ступеням университета с уверенным видом, хотя в глубине души будет трусить. |