— Не сомневаюсь. Но будет лучше, если ты расскажешь мне все. Тогда я буду знать, что сказать матери Клер. — Тон монахини был мягким. Неужели она согласится поддержать ложь?

Бенни решила рискнуть.

— Она думает, что Ева в больнице. Наверное, Ева сама сказала бы вам об этом, если бы у нее была возможность позвонить…

— Конечно, сказала бы. Бернадетта, перестань суетиться. Меня гораздо больше волнует, чтобы Ева как можно скорее выздоровела. А для этого ей нужно знать, что мы сделали все, чтобы облегчить ей жизнь. Ты в состоянии сообщить мне подробности?

Бенни закусила губу и запинаясь рассказала историю о мифическом анализе крови. Это было воспринято хладнокровно.

— Спасибо, Бернадетта. Ты можешь передать трубку человеку, который мог бы рассказать, какие повреждения получила Ева?

— Да, мать Фрэнсис.

— Бернадетта…

— Да, мать Фрэнсис?

— Первым делом позвони отцу на работу. Скажи, что не смогла дозвониться до матери. С мужчинами говорить легче. Они не так суетятся.

— А как же вы сами? Вы совсем не суетитесь.

— Ах, детка, я — это совсем другое дело. Я не женщина.

Бенни передала трубку больничной монахине, села и закрыла лицо руками.

— Неужели было так страшно? — посочувствовала ей та.

— Нет, вы были правы. Это оказалось легко.

— Так происходит всегда, если взяться за дело правильно.

— А теперь я должна позвонить родителям. Как это лучше сделать?

— Ты хочешь что-то скрыть от них? — Казалось, монахиню это позабавило.

— Нет. Просто поднимется страшный шум. Они до сих пор считают меня младенцем.

— Все зависит от того, как начать. Не говори: «Случилось что-то ужасное».

— А что сказать?

Монахиня потеряла терпение.

— Похоже, ты и вправду младенец, — бросила она. У Бенни сжалось сердце. Наверное, сестра права. Она действительно младенец, безмозглый младенец.

— Привет, папа, — сказала она в трубку. — Это Бенни. Папа, у меня все хорошо. Я пыталась дозвониться до мамы, но, наверное, у нас что-то с телефоном… — Она посмотрела на монахиню, и та подняла вверх большой палец. — Нет, я еще не в университете, но рядом с ним. Знаешь, люди здесь очень осторожные и на всякий случай попросили нас позвонить родителям, хотя ничего страшного не произошло…

Шон Уолш бежал по улице, чтоб сообщить новость Аннабел Хоган. Миссис Хили увидела его из окна своей гостиницы и решила, что начался конец света. Этот молодой человек всегда ходил правильно. Но сегодня он не ответил на приветствие Десси Бернса, пытавшегося зазвать его в свой хозяйственный магазин, и не заметил мистера Кеннеди, сквозь очки рассматривавшего пузырьки и баночки, стоявшие в витрине аптеки. Он пробежал мимо магазина Марио, в котором вчера вечером пил кофе с Бенни, мимо газетного киоска, кондитерской, пивной и сапожной мастерской Пакси Мура и свернул на мокрую, усыпанную листьями дорожку, которая вела к дому Хоганов. «Если бы этот дом был моим, — сказал себе Шон, — я бы его хорошенько выкрасил и сделал красивые ворота. Это пошло бы ему на пользу».

Дверь открыла Патси.

— Шон, — без особой радости сказала она.

Уолш слегка покраснел. Будь он хозяином этого дома, служанка не посмела бы называть его, старшего приказчика, по имени. Нет уж, она обращалась бы к нему «мистер Уолш» или «сэр».