Изменить размер шрифта - +
Поэтому для начала она сделала вид, что не ест овсянку. На самом деле она ее обожала, особенно со сливками и сахарным песком. Потом начала откладывать выход из дома до последнего и кричать: «Сколько времени? Я возьму с собой хлеб с маслом!» После чего незаметно подбрасывала хлеб в курятник доктора Джонсона или в урну, стоявшую у дверей Кэрроллов или Ши.

А потом наступал ленч. Глотать слюнки в кафе, где в одном углу пахло сосисками и чипсами, а в другом миндальными булочками, было выше человеческих сил.

Она говорила Еве и Нэн, что должна позаниматься, и решительно оставалась в библиотеке.

От духоты и голода во второй половине дня у нее начинала болеть голова. Еще одним искушением были кондитерские; Бенни знала, что пакетика «Роллос» хватило бы, чтобы доплестись до Набережной и сесть на автобус. А в Нокглене ей предстояло отбиться от чашки бульона.

— Я поела в городе, — уныло говорила она.

— Зачем это делать, когда дома тебя ждет такая вкусная еда? — удивлялась мать.

Иногда Бенни отказывалась от еды под предлогом того, что она слишком устала. Родителям это тоже не нравилось. Может быть, поговорить о ней с доктором Джонсоном? С какой стати нормальной здоровой девушке так уставать? Бенни знала, что говорить им правду бесполезно. Если родители узнают, что дочь хочет сбросить вес, то скажут, что она и так хороша. Будут волноваться и без конца обсуждать эту тему. Каждая трапеза превратится в настоящее сражение. Как будто ей ничего не стоит отказаться от сладкого пирога и ограничиться одним пирожком с картошкой, хотя она наслаждением съела бы полдюжины… Бенни знала, что красота требует жертв, но сомневалась, что другие испытывают при этом такие же мучения.

Может быть, легче последовать примеру миссис Хили и купить корсет? Вроде того, рекламу которого она недавно видела: «Корсет “Ню Бэк”… растягивается, когда вы сгибаетесь, нагибаетесь или поворачиваетесь… легко восстанавливает положение и не задирается, когда вы сидите». Он стоил девятнадцать шиллингов одиннадцать пенсов, почти целый фунт, и сулил все, о чем можно было мечтать. Конечно, кроме впалых щек и лебединой шеи.

Бенни тяжело вздыхала. Ах, как чудесно было бы пойти на ленч в какой-нибудь шикарный дублинский ресторан, если бы она была такой же маленькой и худенькой, как Ева. А еще лучше — такой же красивой, как Нэн. Если бы она выглядела так, что никто не мог бы отвести от нее взгляда, а Джек Фоли гордился бы тем, что пригласил ее.

 

Поскольку Бенни упорно отказывалась составлять им компанию, Нэн и Ева часто ходили на ленч в одно из кафе близ университета. Ева иронически следила за молодыми людьми, которые пытались к ним присоединиться.

«Нэн устраивает целое представление, — думала она. — Очаровывает всех подряд, не тратя на это никаких усилий. Никто лучше нее не сыграет эту роль. Но роль ли это? Она совершенно естественна и разговаривает со всеми тепло и любезно. Словно королева. Как будто знает, что все будут ею восхищаться, и привыкла к этому».

Ева всегда принимала участие в беседах. Однажды она сказала Кит Хегарти, что это самый лучший и самый простой способ познакомиться со всей мужской половиной университета.

— Конечно, они считают меня бледной тенью Нэн, — проницательно заметила она. — Луной, которая не имеет собственного света, а отражает солнце.

— Ерунда, — возразила Кит. — Не занимайся самоуничижением.

— Я просто реалистка, — ответила Ева. — Ничего не имею против. В каждом поколении есть только одна Нэн.

— Так что, она университетская королева красоты?

— Пожалуй. Хотя Нэн держится естественно. В отличие от этой ужасной Розмари, которая вечно ведет себя так, словно находится на вечеринке.

Быстрый переход