— Должно быть больше, если все двигатели работают полным.
— Но не против такого сильного ветра, сэр.
Вокруг нас были самые отвратительные тучи, какие я только в жизни видел, клубящиеся, серо-черные. Они выглядели настолько плотными, что казалось чудом, что мы ещё не разбились об их громаду.
Без всякого предупреждения «Бродяга» полетел вниз, и мои ноги почти оторвались от пола. Я ухватился за край стола. Все остальные тоже потеряли равновесие. Мистер Шульц выпустил штурвал высоты, и на какие-то мгновения тот оказался без присмотра, пока он и мистер Куртис не навалились на него и не начали изо всех сил стараться выровнять корабль. Мы оказались в плену могучего нисходящего воздушного потока.
— Высота шестьсот футов, сэр, — сказал мистер Куртис.
Шестьсот! Значит, мы уже упали на три сотни футов!
— Рули высоты вверх на максимум, — приказал капитан.
— Они уже на максимуме, сэр, — отозвался мистер Шульц.
— Пятьсот футов, — доложил мистер Куртис.
Видеть альтиметр я не мог, зато мог слышать его. Он посылает звуковые импульсы на землю и использует скорость отраженного эха для расчета нашей высоты. При каждом импульсе альтиметр издает громкий звуковой сигнал, и ещё один, послабее, когда эхо возвращается. При нормальной крейсерской высоте около восьми сотен футов от одного до второго сигнала проходит примерно две секунды, и вы замечаете их не больше, чем удары собственного сердца. Мистер Куртис, должно быть, подрегулировал громкость, потому что теперь сигналы гремели, казалось, по всему кораблю. БИИП… биип… БИИП… биип…
Я глянул вниз через обзорную панель в полу. Там видны были одни лишь тучи, но желудок подсказывал, что мы всё ещё падаем, хотя и не так быстро.
— Выровнялись на четырехстах двадцати пяти футах, сэр, — доложил с облегчением мистер Куртис.
Я глубоко вдохнул, и тут корабль нырнул снова. Меня вновь охватило чувство невесомости. Падения я не боялся, но страшно было удариться о воду.
— Триста пятьдесят футов!
БИИП, биип, БИИП, биип…
— Сбросить треть балласта изо всех танков! — проревел капитан.
Я услышал металлическое лязганье открывающихся клапанов и плеск устремившейся к морю воды.
— Триста!
— Сила ветра двенадцать, с зюйд-веста!
Это было похоже на катание по волнам на серфе; чувствовалось, как корабль старается удержать высоту и потом стремительно ухает вниз и весь содрогается при этом. Мотористы в моторных отсеках, должно быть, мертвой хваткой вцепляются в поручни и молят Бога, чтобы опорные стойки не оторвались.
Теперь мы стали легче, но не похоже было, чтобы это замедлило наше падение. Я посмотрел на мистера Домвиля. Его взгляд был устремлен на карту, даже сейчас он продолжал корректировать курс. Рука его не дрожала.
— Двести пятьдесят!
БИИП, биип, БИИП, бип…
— Сбросить балласт до половины! — закричал капитан.
— Двести!
— Поднимайся же, ты, развалина! — выругался капитан Тритус.
Рев моторов, усиленный плотными облаками, отдавался в каждой балке, в каждой заклепке. Мне тошно было даже думать о том, что творится сейчас с закрылками и рулями высоты.
— Сто пятьдесят, сэр!
Би-би-би-би-би…
— Балласт изо всех танков за борт! — заорал Тритус. — Весь, до последней капли!
Капитан отдает такой приказ лишь перед лицом неминуемой катастрофы. Я поглядел в нижнюю обзорную панель, не увидел ничего, кроме серой мглы, и тут вдруг мы вылетели из неё, и я вскрикнул. Море было меньше чем в пятидесяти футах под нами, похожее на разбитое вдребезги стекло, огромные языки сорванной ветром пены диагонально неслись над иззубренной поверхностью. |