Али вздрогнул, почему он шепчет? На километры – никого, боится, что с самолетов услышат? Оцепенение охватило – вовремя, нечего сказать. Теперь он тоже слышал шум – непрерывный, нарастающий гул работы множества авиационных двигателей. Он избавился от оцепенения, начал пристально вглядываться в небо. Самолеты не просматривались на фоне бархата небосклона, усыпанного звездами. Но звук летящей армады шел именно оттуда – из-за редких облаков, наползающих с моря. Высыпали из джипа сотрудники ливийской безопасности, задрали головы, кто-то несдержанный начал выкрикивать гортанные арабские ругательства.

– О Аллах всевышний, только бы прошли над нами, а не в стороне, иначе не сработает… – снова забилось в ухо.

Паренек свалился на корточки, было видно, как дрожит у него спина, он отчаянно молился. Лично Али с этой стороны проблемы не видел. Информатор в штабе коалиции указал ливийским «товарищам» четкие координаты прохода группы истребителей – сомневаться в его компетенции не приходилось. Ливийская разведка, как и в прежние времена, работала четко и грамотно. Вычислили «слабое звено», денег не жалели, чего их жалеть, если только у Каддафи, по слухам, в Триполи в наличности хранится несколько десятков миллиардов долларов – и все аресты его счетов в европейских банках, о которых так восторженно кричали натовцы, – не больше, чем булавочный укол?

– Включайте, – горячился Ильхам. – Не спите, Али Гусейнович, чего вы зависли, жмите скорее, на нас идут…

– Рано… – выдавил он с комом в горле. Пальцы нервно бегали по панели управления, гладили кнопки, но не давили. Еще немного, еще чуть-чуть, на счет три – и будет в самый раз… Гул летящих самолетов рос и ширился, заполняя всю округу, отчаянно бил по ушам, гнул к земле.

– Давайте, чего вы ждете? – стонал Ильхам.

Самолеты выныривали из-за куцей змейки облаков, мигали бортовые огни. Они снижались, теперь их было четко видно. Первый ряд уже проплыл над сушей, второй, третий… Ушат адреналина хлынул в кровь. «Во имя Аллаха, Милостивого и Милосердного», – подумал Али и надавил на красную кнопку, под которой было незатейливо по-русски начертано «Пуск». Удержал в нажатом состоянии. Раз, два, три – вспыхнула красная лампочка. Что-то загудело в передающем блоке. Пошел процесс, означающий, что установка «Лучи смерти» вышла на максимальный режим работы…

Шарль скорее почувствовал, чем понял – что-то произошло. Самолет не трясло. Не было посторонних звуков. Ничего необычного – только странное состояние, словно ты попал в невесомость и едешь задом наперед. Вернее, содержимое желудка попало в невесомость и стало пробивать дорогу наверх. И словно волосы под шлемофоном зашевелились. А потом он решил, что оглох: работали двигатели, ревели турбины, и вдруг стало тихо! Он потряс головой – в наушниках тишина, но собственную ругань он слышал отчетливо! Что за бред? Он четко слышал, как левый двигатель что-то слабо проурчал и заглох окончательно. Темнота по глазам – погасла подсветка приборов! Померкли экраны дисплеев. В наушниках слабый шелест, связь пропала. Ау, где все? Оглушительная тишина. Ужас охватил не детский – такого не бывает! Тело вспотело – от ушей до пяток. Высотомер ничего не показывал, но Шарль чувствовал, что самолет катастрофически падает! Не может быть! Он бы знал, если бы в корпус попал снаряд. Он быстро глянул влево, вправо. Святая Мария, какая приятная компания! «Рафаль», ведомый Марселем Жюстье, словно споткнулся на ровном месте. Был здесь и вдруг пропал – камнем рухнул на землю! «Грипен» Свенсона терял управление, его повело влево – на Шарля! Бурнье ахнул – земля приближалась, самолет летел к ней под острым углом.