Гилермо машинально выглянул в окно, хотя разглядеть что-либо в сгустившихся сумерках не представлялось возможным, а затем, заперев дверь кельи на ключ, отправился к Белуччи, который расположился в донжоне по-соседству.

– Мальчишка спит… – сказал Гилермо, смачно зевнул и добавил: – Да монастырская жизнь скучна и лишена радостей жизни.

– Увы, мой друг… – согласился Белуччи. – Может, сыграем партию в кости? Это единственное, что мы можем себе позволить в этих стенах.

Гилермо отрицательно покачал головой.

– Вот, если бы сыграть в харчевне, за столом полным еды и вина… Да с карманами полными монет… – мечтательно произнёс он.

– М-да… К сожалению мы лишены такой возможности. Остаётся надеяться, что через пару месяцев соберётся капитул, который изберёт нового генерала. И вот тогда участь мальчика будет решена…

Иезуиты переглянулись. Их волновал один и тот же вопрос: что же станет с Бернаром? Ведь понтифик стар и доживает последние дни, не ровен час отдаст Богу душу. И тогда состоится конклав кардиналов, коему предстоит избрать нового главу католической церкви. И отношение нового Vicarious Christi к Бернару может измениться.

Иезуиты сыграли партию в кости и, помолившись перед простым деревянным распятием, висевшим тут же в келье на стене, решили лечь спать.

Белуччи протянул Гилермо свёрнутое шерстяное одеяло.

– Сегодня твоя очередь спать подле мальчишки… Не забудь запереть засов изнутри.

Гилермо проверил метательные стилеты, что крепились к левой руке специальными ремешками, под длинными широкими рукавами рясы их не было видно. Затем взял с собой меч и арбалет.

Когда Гилермо вошёл в келью Бертрана, тот мирно спал. Телохранитель запер дверь на прочный засов, сломать его одному и даже двум крепким мужчинам вряд ли бы удалось, если бы те решили ворваться из узкого коридора в келью; нагнулся над спящим Бертраном и перекрестил его. Затем расстелил на полу одеяло, положил рядом с собой оружие, чтобы оно в случае необходимости находилось под рукой, и тотчас заснул на жёстком импровизированном ложе.

За все те дни, которые иезуиты провели в монастырском донжоне, не случилось ничего необычного. Белуччи и Гилермо начали постепенно успокаиваться, но всё равно несли положенную службу.

Белуччи ещё немного постоял около окна. Внезапно перед ним всплыл образ молодой соблазнительной женщины. Она расстегнула лиф платья, обнажив полные груди…

– Господи… Это ещё что за наваждение?.. Хоть устав ордена не обязывает иезуитов приносить обет целибата, но я не помню этой красавицы. Если бы я провёл с ней ночь, то наверняка бы не забыл.

Белуччи отошёл от окна, снова помолился перед распятием и, не раздеваясь, лёг на жёсткую кровать. Он закрыл глаза и попытался заснуть. Но, увы, сон не шёл. Перед глазами стояла всё та же красотка. Она тряхнула белокурыми волосами, они подобно золотым нитям рассыпались по её обнажённым плечам… Затем из её прелестного ротика появился кончик языка, она игриво облизнула им губы…

Белуччи рывком сел на кровати.

– Искушение… Искушение… Но я не могу покинуть монастырь. Я обещал покойному генералу позаботиться о мальчике, а в случае необходимости и защитить его.

Иезуит поднялся и начал, словно загнанный зверь метаться по келье.

– Всё не могу больше… Я с ума сойду, если не проведу эту ночь с женщиной… – решил он, отдаваясь во власть соблазна. – Кажется, недалеко от монастыря есть постоялый двор. Наверняка, там можно сытно поесть, выпить вина и развлечься…

Белуччи скинул рясу и быстро облачился в свою привычную одежду – чёрный камзол, узкие панталоны и высокие сапоги.