Насколько я помню, он вроде бы только-только начинает строить свою первую аэродинамическую трубу? И формулу подъёмной силы Николай Егорович вроде бы как выведет чуть позже, после многочисленных испытаний и исследований как раз в этой трубе?

Поэтому отнимать открытие у этого замечательного учёного я не буду. Ни к чему. Подтолкнуть, подтолкну…

Так, приоткрыл немного свои знания и на этом остановился. Потому что и этого, как мне показалось, будет достаточно. Про аэродинамику упомянул, в практическом её применении, при этом сослался на якобы свои долгие наблюдения за полётами птиц. И очень этим заинтересовал не только профессора, но и всех остальных. Настолько, что мне предложили не заниматься ерундой в виде учёбы в военном училище, а ехать в Москву.

Ответить на столь лестное и, главное, неожиданное предложение не успел. В коридоре зашумели, забегали, потом дверь входная приотворилась и в палату заглянул офицер. Сверкнул погонами и аксельбантами, оглядел всех нас строгим взглядом и скрылся. Не успели мы вернуться к прежней беседе, как разговор снова прервали. На этот раз вошли жандармы и вежливо попросили всех визитёров покинуть палату. Потом осмотрели всё помещение, даже под каждую кровать заглянули. Я уже догадался, кого в гости ожидать, и не ошибся.

Его Императорское Величество быстрым шагом вошёл в палату через предупредительно распахнутую дверь, остановился возле моей кровати. А я уже принял горизонтальное положение, успел даже одеялком накрыться. Потому как не знаю, как мне в данной ситуации императора приветствовать! Времени на принятие решения не было от слова «совсем», поэтому сделал первое, что в голову пришло — плюхнулся на кровать. И выражение лица постарался сделать этакое отрешённое, мол, лежу, страдаю из-за обыкновенной человеческой глупости.

Но попытку привстать всё-таки сделал при виде входящего в палату государя. Слабую такую попытку. В надежде, что меня тут же остановят. И не ошибся!

— Лежи-лежи, не вставай, — оправдал мои надежды Александр Александрович. А сам добродушно улыбается в усы.

Похоже, разгадал мою маленькую хитрость. И как-то мне неловко стало. Это же государь! Наверняка ему уже всё о моём нынешнем состоянии здоровья доложили. Скривился, чтобы хоть немного соответствовать задуманному образу и всё-таки ослушался, поднялся с кровати. Кланяться только не стал, так поприветствовал, словами.

— Что живой остался, это молодец, — не стал обмениваться любезностями государь. — Рассказали мне, как ты свой аэроплан в сторону от гуляющей по площади толпы уводил, жизни человеческие сберегал. Сей самоотверженный поступок мною отмечен. Вдобавок ты под обстрелом побывал, ранения получил. Можно сказать, боевое крещение огнём прошёл успешно, при этом и личное мужество проявил. Ну а то, что не неприятель, а свои тебя обстреляли, так то и на войне часто случается. По поступку и награда. Носи с честью!

Смотрю, как на больничную пижаму сам государь прикрепляет небольшой серебряный крест на георгиевской ленточке и непроизвольно вытягиваюсь, невзирая на боль в подживающем боку. Государь прикрепил награду, отступил на шаг, оглядел дело рук своих и на меня теперь смотрит.

Набрал воздуху в лёгкие, зашипел сквозь зубы от нового приступа боли и гаркнул то, что в голову пришло:

— Служу Царю и Отечеству!

Ну а что ещё кричать? Не «Служу России!» же? Хотя и это бы сейчас сошло, так понимаю…

— Молодец! — одобрил мой порыв император.