— Это моя мама. Это мой папа. Это мои братья и сестра.

Были и другие фотографии. Выцветшие, мятые, размытые, как будто они долго пролежали в воде. На всех были одни и те же люди. Вот вся семья сгрудилась, хохоча, на диване в гостиной. Были снимки детей отдельно и родителей отдельно. Была свадебная фотография родителей: она — в длинном белом платье и фате, он — в черном костюме, на обоих лицах улыбки. Была фотография на маленькой яхте, где все столпились у мачты, одетые в непромокаемые куртки и спасательные жилеты, даже маленькая Анна. Ветер развевает волосы, за спинами плещет море.

Мы рассматривали фотографии — прошлое Анны. Я сказала:

— Ты была очень счастливая.

— Это правда.

Она взяла меня за руку.

— Но у меня в голове все бьется, как голубиное крыло, и плещется, как текучая вода, и пляшет, как пыль. Я не знаю, счастливая я сейчас или нет.

— У тебя была чудесная мама. У тебя был чудесный папа. У тебя были чудесные братья и чудесная сестра. Многие люди отдали бы что угодно за то, чтобы у них это было. Это твои сокровища, Анна. Ты нашла свои сокровища.

Она потрогала лицо матери, шепча:

— Мама. Мама. Мама.

Дедуля опустил голову. Слезы текли у него по щекам.

— Я был не прав, — сказал он. — Я старался только для тебя, малышка. Хотел, чтобы твое сердечко никогда не знало горя. А теперь вот ты плачешь.

— Ты тоже плачешь, Дедуля.

Она потянулась к нему, обняла, и они закачались в объятиях друг друга.

В одной из коробок лежала газета. На ней стояла дата десятилетней давности. Заголовок говорил о семье, которая пропала в море. Январь чертыхнулся. Мы положили газету обратно и молча переглянулись.

— Покойник, — говорит Январь спустя некоторое время. — Надо его снова найти.

— Ты шутишь! — отвечаю.

И знаю при этом, что он всерьез.

23

Мыш остался в комнате охраны с Дедулей и Небоглазкой, а мы вышли.

— Ты с ума сошел!

— Ага, ты всегда это говоришь.

И усмехнулся бесовской усмешкой.

— Где же, — говорит, — твоя тяга к приключениям?

Я рассмеялась и похлопала его по руке:

— Хорошо, что ты не уплыл один!

— Ага!

Я улыбнулась:

— Вперед, к приключениям.

— Ага. Ты да я.

Я вздрогнула и усмехнулась.

— Ты да я, — говорю. — Ты, да я, да покойник в Черной Грязи.

Мы вышли из типографии. Ян повернул к причалу. Солнце уже встало, красный шар нависал на востоке над невидимым морем.

— А если это было убийство? — спросила я.

— Думаешь, убийство?

— Вспомни минувшую ночь: он пошел бы на все, чтоб защитить Небоглазку.

— Значит, убийство.

— И что нам в таком случае делать?

— Делать?

— Ну, там, полицию звать. Когда убийство, надо же что-то делать.

— Он скажет, что он его просто убрал.

— Говорить он может что угодно, это все равно останется убийством.

— Черт подери, Эрин, давай сперва разберемся, а потом уж будем думать, что делать.

Мы подошли к причалу. Со времени вечерних раскопок прилив сменился отливом. Плот снова засел в иле. Ямы в Черной Грязи почти сгладились. На другом берегу ранняя парочка бежала трусцой по велосипедной дорожке. Ян рассмеялся:

— Глянь, привидения!

Смотрим вниз. Ян что-то бормочет, пытаясь понять, где именно Мыш копал вчера вечером.