Через пещеру пронеслось мощное, сотрясающее землю гудение. Когда оно стихло, губы девушки разомкнулись. Ее голос сказал Фергюсону больше, чем любой невообразимый синтез, с которым он тут сталкивался. Поскольку это говорила не только девушка. Ее голос имел неживой, бесстрастный тон, с каким мог говорить цветок с мускусным запахом дикой жимолости, и в нем было что-то более ясное, холодное и пламенное, чем может быть в человеческом или цветочном языке - то, что к триумвирату добавил хрусталь.

Цветок, пылающий хрусталь и женщина, как единое целое, заговорили с урчанием скрытого звериного рева в этом чистом, тихом голосе.

- Мы едины, - сказал голос.

- Мы знаем это. Но все равно поговорим с вами, как никогда прежде не разговаривали с разумными существами. О чем вы нас просите?

- Ни о чем, - сказал Кэрнс невнятным, дрожащим голосом. - Мы уйдем.

Цветок задрожал.

- Вы никуда не уйдете.

- Христа ради, что это, вообще, такое? - вскричал Пэрри.

- Я - Эдем, - ответил голос.

Возникла пауза, и голос повторил свои слова.

- Я - Эдем, - сказал он. - Новый Эдем. И мир еще не знает о нашем существовании. Здесь, в этой долине, берет начало новая раса, следующий шаг навстречу главной цели Земли. Но этот шаг еще не завершен, хотя в нашем тройном уме уже заключена вся мудрость.

Ваша раса попытается уничтожить нас, если узнает, что мы существуем.

- Нет, они не станут этого делать! - воскликнул Кэрнс.

- Тогда зачем вы пришли сюда?

Наступило долгое молчание.

Цветок немного сжался вокруг девушки, скрыв ее под бахромой золотых лепестков.

Затем открылся снова, обнажив тычинку цвета слоновой кости, которая была его языком.

- Почему вы хотите уничтожить свое собственное творение?

Фергюсон услышал вопрос лишь смутно. Ярчайший свет хрусталя почти ослепил его, и ошеломление еще не прошло. Но он почувствовал вдруг недоверие.

- Ваше собственное творение? - повторил цветок.

- Я... я не... создавал тебя, - прошептал Кэрнс.

- Ты что не помнишь? - спросил голос.

ХРУСТАЛЬНАЯ СТЕНА снова вспыхнула. И, когда огонь стих, голос Кэрнса раздался снова, дрожащий, странно изменившийся.

- Я... помню. Да, теперь я все помню. Все. Но я все равно уничтожу тебя. Я знаю, что я наделал. Мир еще не готов. Я сразу уничтожил бы тебя, если бы мог.

- Джеклин! - выдохнул Фергюсон. - Ты... Брюс Джеклин!

Кэрнс кивнул, но не ему, а цветку.

- Да, так меня зовут. Там, снаружи, я все забыл. Я и сейчас все еще многого не помню. Силы, которые я выпустил в долине, были слишком могучи. Я получил психическую травму. Но сейчас... - Его голос окреп. - Да, я создал тебя. Я сделал все, чтобы ты могла существовать. Третий элемент триумвирата - мое собственное дитя. И я уничтожу всех вас.

Тишина. Стена переливалась островками свечения, огромный цветок раскачивался на стебле, и девушка очень плавно качалась вместе с ним, ее волосы тоже следовали движениям цветка. Фергюсон практически прекратил дышать.

Затем цветок чуть шевельнулся, и в его горле просвистело дыхание. Громкое дыхание, очень громкое. Цветок раскачивался в ритм своему голосу, цветок смеялся.

После этого Фергюсон уже не мог вспомнить, как они выбежали оттуда, неуклюже пробираясь в тяжелых свинцовых костюмах через смертельное излучение стен, сияющих со всех сторон, и мощные взрывы смеха цветка, подталкивающие людей в спину, как порывы ветра.

И только снаружи они остановились, глядя друг на друга, слушая глубокий, нечеловеческий смех, все еще доносившийся из пещеры.

В конце концов, они вернулись к каменному домику, который принадлежал Джеклину. Кэрнс - который и был Джеклином - молчал, только тряс головой, когда Фергюсон попытался достучаться до него. Сэмпсон и Пэрри были слишком поражены увиденным, но разум Фергюсона горел от вопросов.