Но жизнь не удержишь за порогом: ко мне в покои доходили разные вести, и я волновалась — не столько за себя, сколько за будущее Египта.
— Я должен это прекратить! — гневно твердил Рамсес в последнюю мою ночь в родильном покое. Он показал мне большую груду папирусов — жалоб из Мемфиса. — Пираты-шардана нападают на египетские корабли по всему Нилу. Они нападают на египетские корабли в Кадеше!
— Они захватили корабль микенского царя с подарками для наших сыновей, — напомнила я, и Рамсес залился краской гнева.
— Так продолжаться не может. Подождем только до месяца тиби, — решительно сказал фараон. Ему не хотелось оставлять Исет до родов, ведь он не будет знать, выжила она или умерла. — А если шардана нападут хотя бы на один египетский корабль или любой корабль, идущий в Египет, их постигнет жесточайшая кара!
На следующий день в тронном зале собравшиеся у возвышения сановники приветствовали меня необычайно низкими поклонами. Рахотеп мне даже улыбнулся, и мне захотелось покрепче обнять своих детей. Я знала, что они в безопасности, но все же, когда Рамсес ударил жезлом в пол и сановники стали занимать места, мне пришлось снова напомнить себе, что нет в Египте лучшей няни, чем Мерит.
— Приведите просителей, — повелел Рамсес.
Двери распахнулись, и в проеме появился Ахмос со своим пастушеским посохом. Хабиру не остановился у стола советников, а прямиком зашагал ко мне. Стражники двинулись вперед, собираясь его остановить, но я подняла руку в знак того, что проситель может приблизиться.
— Приветствую тебя, царевна!
В отличие от прошлого раза Ахмос слегка поклонился, наверное, из-за присутствия фараона. Никто в Египте не осмелится подойти к фараону, не поклонившись. Я не стала медлить.
— Откуда ты знал, что я рожу двух сыновей?
— Царица Нефертити родила фараону Эхнатону двойню, — ответил он, встретившись со мной взглядом. — Про сыновей я не говорил.
Мы говорили на ханаанейском языке, но я взглянула на Рамсеса. Он смотрел на нас со странным выражением.
— Никогда не упоминай в Фивах имена этих вероотступников, — сурово велела я.
— Вероотступников?.. — Ахмос насупился. — Эхнатон — да, но твоя тетка…
Он покачал головой.
— Ты хочешь сказать, что она не поклонялась Атону?
— Она поклонялась Атону, только пока жив был ее муж. А потом она позволила возводить святыни в честь других богов, которых ее муж не признавал.
Теперь уже и Рамсес, и Исет позабыли о посетителях. Оба смотрели на меня.
— О чем ты? — разволновалась я.
— Царица Нефертити никогда не переставала чтить Амона. Вовсе она не была вероотступницей, какой ее называл Хоремхеб.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что видел сам ковчеги Амона, видел, как твоя мать сопровождала царицу в тайный храм богини Таурт. Твоя тетка подвергала себя большой опасности. Если бы ее муж про это узнал, он бы ее выгнал и сделал бы главной женой царицу Кийю.
Хотя мы говорили на чужом языке, нас наверняка слушали все, кто находился в зале.
— Ты приходишь уже в третий раз, — сердито сказала я. — Зачем?
— Хочу тебе напомнить, что твоя тетка пострадала из-за веры. Она не могла поклоняться тем богам, которым хотела. Нет, ей приходилось молиться Атону, а твоей матери…
— Моя мать никогда не молилась Атону!
— Хотя порой думала, что надо бы, — слишком уж тяжело ей приходилось, и она могла пойти на многое, только бы облегчить свою участь. Твоя семья страдала, как страдают сейчас хабиру…
— Фараон не отпустит хабиру! — вскричала я. |