Изменить размер шрифта - +
 — Значит, он погубил целых два поколения моей семьи. Думаете, он не решится погубить еще одно?

Пасер и Уосерит, казалось, не видели грозящей мне опасности. Их куда больше волновало, стану ли я царицей. Уосерит прямо спросила:

— Есть вероятность, что Рамсес объявит тебя главной супругой?

Я покачала головой.

— Фараон не нарушит данного отцу обещания. Зато что касается Исет, то няня вчера ночью видела у ее покоев какого-то мужчину.

Мои собеседники подались вперед. Такая новость поразила их не меньше, чем меня.

— Кто же это был? — спросил Пасер.

— Она не разглядела.

— Быть может, Ашаи, — предположила Уосерит.

— Нет. Вряд ли он так глуп, — возразила я.

— Не удивлюсь, если она посылала за ним слугу, — заметила жрица.

— Исет сейчас в отчаянии, — согласился Пасер. — К кому ей пойти? Не к фараону же. И не к Хенуттауи. Она и так вовек с ней не расплатится.

Уосерит положила руку мне на колено.

— Рахотеп ничего для нее не может сделать. Он не может поднять голос против тебя, потому что его прошлое означает для него тюрьму. Исет этого, вероятно, и не знает, но мыто знаем.

 

Глава двадцать третья

РА — НАШ ВЛАДЫКА

 

Золотое украшение на груди Рамсеса ярко блестело на солнце, а из-за голубых фаянсовых плиток на помосте казалось, что он идет к трону по воде. Прошло семь дней после похорон Сети. Храм Амона в Карнаке наполняли тысячи знатных людей, прибывших даже из далеких городов вроде Мемфиса. «Как же они собираются короновать фараона без царицы?» — думала я. Со своего места рядом с Исет — на третьей ступеньке — я смотрела на сыновей, сидевших на руках у кормилиц. Такие счастливые, веселые малыши! Хотелось думать, что, если я умру и царицей станет Исет, они не пострадают от ее дурного нрава.

В холодном воздухе месяца фармути гремели трубы, призывая к тишине придворных, одетых в теплые плащи и сандалии на меху. Меня еще не объявили главной женой, однако, когда Рахотеп возложил на голову Рамсеса корону пшент, фараон смотрел на меня. На меня поглядывали и некоторые сановники, а из тех, кто был на возвышении, моего взгляда избегали только царица Туйя и ее капризный ивив.

— Ра — наш владыка, — объявил Рахотеп. — Он создатель всего сущего, начало всех начал. Он — богиня Бастет, хранительница Верхнего и Нижнего Египтов, и восхваляющие его пребудут под его защитой. Он — богиня Сехмет для тех, кто не повинуется его воле. Он — бог Птах. И отныне он — повелитель Верхнего и Нижнего Египта, Рамсес Второй и Рамсес Великий.

Храм взорвался приветственными криками. Рамсес спустился с возвышения; жрецы пели так громко, что никто не услышал, как фараон прошептал мне:

— Если бы не мое обещание…

На глазах у всех фараон поцеловал Аменхе и взял нашего сына на руки, словно говоря: «Аменхе — будущий царь Египта». Царица Туйя взглядом пыталась остановить сына, но Рамсес высоко поднял мальчика, показывая придворным.

Молодые танцовщицы захлопали трещотками из слоновой кости. Рахотеп многозначительно посмотрел на Хенуттауи.

Я схватила Мерит за руку. Она тоже заметила взгляд жреца. Мерит не спускала глаз с моих сыновей. Любую еду, которую подавали кормилицам, сначала непременно пробовали.

Рамсес протянул мне руку, но я не двинулась с места.

— Иди с фараоном, — шепнула мне в ухо Мерит. — Ничего не случится.

— Но Рахотеп…

Мерит подтолкнула меня.

— Я буду начеку!

Во дворе храма ждал народ — посмотреть, кого посадит Рамсес в свою колесницу.

Быстрый переход