— Нет. Делай, как я сказал, Сатана. Потому что ты всегда остаешься только моим инструментом. Испытай человека до высшего предела. Проверь, действительно ли он не более чем ничтожный всплеск среди слизи, колебание ила, не означающее ровным счетом ничего…

5

Сатана, спрятав свое лицо в тени, казалось, не слушал его, но продолжал внимательно и упорно всматриваться в мир людей.

И пока эта коричневая фигура, окруженная аурой, похожей на изношенный хвост огненного павлина, раздумывала, витая высоко над сферой бытия, с одним человеком, живущим на Земле, случилось то, что случилось.

Глава 2

ПАНСИОН «МОРСКОЙ ВИД» В САНДЕРИНГ-ОН-СИ

1

В убогом номере пансиона в Сандеринг-он-Си, на неудобном кресле, крытом скользким черным конским волосом, сидел больной человек и тупо смотрел в окно. В этот гнетущий, жаркий день воздух под свинцовым небом был почти недвижим. Издали доносились глухие тяжелые удары артиллерийского учения в Шорхэмстоу. По всей комнате в огромном множестве ползали и прерывисто жужжали мухи, а неподалеку то и дело тявкала какая-то дворняжка, выражая свое неудовольствие тем, что ее посадили на цепь. Окно выходило на свободный участок под застройку — пустырь, обнесенный забором из труб и колючей проволоки, покрытый выгоревшей травой и всяким ржавым хламом. Между ветхой доской для объявлений какой-то довоенной строительной компании и длинной верандой дома отдыха для выздоравливающих, где можно было различить палубные шезлонги и в них две унылых фигуры раненых в синих пижамах, проглядывал клочок моря; однако находился этот клочок за широкой полосой ила, над которой дрожал терзаемый жарой воздух — молчаливый гнев небес, опустившихся вниз, чтобы встретиться на строго законспирированной линии с воровски прячущимся вдали пустынным морем.

Человек в кресле прихлопнул рукой надоедливое насекомое и произнес:

— Ах ты, проклятая тварь! И зачем только Бог создал этих мух?

После долгой паузы он глубоко вздохнул и повторил:

— Зачем?

Он сделал судорожную попытку усесться поудобнее, но в конце концов опять застыл в позе подавленной задумчивости.

Когда в комнату вошла домохозяйка, чтобы накрыть стол для ленча, он лишь едва заметной дрожью показал, что слышит, как шуршит ее платье при резких перемещениях. Она явно разгорячилась возле плиты, и вместе с нею в комнату вплыл запах подгоревшего картофеля. Это была худая маленькая женщина с весьма обидчивым характером, на ее остром красном носу сердито сверкали очки; расстилая узорчатое полотно в серо-белых ромбах и со стуком раскладывая по местам ножи и вилки, она мрачно поглядывала на него, словно его невнимание ее оскорбляло. Пару раз она собиралась заговорить и не решалась, однако все же не смогла дольше выдерживать его безразличное молчание.

— Все еще плохо себя чувствуем, мистер Хас? — спросила она тоном человека, который прекрасно знает, каков будет ответ.

При звуке ее голоса он вздрогнул и как бы с усилием отреагировал на ее присутствие:

— Простите, миссис Крумм?

Хозяйка раздраженно повторила:

— Я только хотела узнать, по-прежнему ли вы чувствуете себя неважно, мистер Хас.

Отвечая, он не удостоил ее прямого взгляда, а лишь краешком глаза покосился в ее сторону.

— Да, — сказал он. — Да, это так, боюсь, что я нездоров.

Она неприязненно фыркнула в знак согласия, и это заставило его повернуть голову.