Вторя мне, дико завыл Момо. Его одинокий вопль поднялся высоко над землёю и умчался в ночь, разогнав своим криком диких зверей и заставив притихнуть людей. Обряд был закончен.
Но оставлять его атрибуты было нельзя. Подняв большой палец вверх, я дал знак своим воинам разогнать онемевших от страха и почтения зрителей.
Воины, не сразу пришедшие в себя, начали поспешно разгонять собравшихся и уводить по домам тех, кого не держали свои ноги. Это были, в основном, женщины, но и некоторые особо впечатлительные аборигены мужского пола долго ещё шептали вслух слова молитв безвестным богам, передвигаясь на подрагивающих от испуга конечностях, пока не исчезли в сгустившейся темноте.
Я сжёг куклу и доски и присел на двух одиноких валунах, собираясь коротать здесь всю ночь. Ярый попытался увести меня, но я так взглянул на него своими глазами, угрожающе блеснув белыми белками, что он отступился и, бормоча про себя не расслышанные мною слова и сгорбившись, ушёл вместе со всеми, оставив меня наедине со своими мыслями.
Мне же нужно было спокойно обдумать всё, что случилось. Действие унганского зелья ещё продолжалось. Отчего мои мозги работали как многоядерный процессор мощного компьютера. Этим зельем не следовало злоупотреблять, и поэтому надо было воспользоваться возможностью обдумать свои поступки и действия в усиленном режиме, что я и собирался сделать.
Прежде всего, надо было продолжать создавать запасы продовольствия и боеприпасов, а также, добывать и складировать каучук, который потом можно было продать. Каучук добывается в Конго, а складироваться будет в Банги, доставляемый сюда по воде.
Пора снова напасть на Габон, пока рас Алула бродит по Нигерии. Очень хотелось узнать реакцию французов на моё письмо. В этом письме я описал свои пожелания и предъявил определённые требования, а также озвучил границы тех территорий, которые считал своими и на которые не собирался допускать французов. Сложное, в общем, письмо.
Я бы так и сделал, но тревожные вести, доходившие из Судана, требовали изменить мои первоначальные планы. Дервиши просили меня о помощи. Предлагали, правда, мало. Немного золота, товары и свободную беспошлинную торговлю. Но дело было не в этом, дело было в том, что у меня это был единственный союзник. Пусть коварный и недалёкий, пусть временный, но союзник.
Была нейтральная для меня Абиссиния, во главе с Менеликом II, с интересом присматривающаяся ко мне, но не решающаяся на союз из-за проблем с внебрачным сыном предыдущего негуса.
Спустя некоторое время после проведения обряда, пришёл небольшой отряд немцев из Камеруна, которому я отдал свои дары и несколько писем. В свою очередь, забрав у них те, которые предназначались мне, и распрощался с ними. Оставалось надеяться на более действенную помощь от Германии, а также реакцию на мои подарки и предложения крепкого военного союза.
В подтверждении заинтересованности Второго Рейха во мне, стали доходить сообщения о поставках мелкими партиями оружия и боеприпасов, а германский представитель, некий Рихард, не назвавший мне свою фамилию, сообщил, что на поставку любого оружия в Африку местным аборигенам наложено эмбарго, которое подписали все ведущие европейские страны.
Это не обрадовало меня, но и не огорчило. Что-то подобное я и так ожидал, и был к этому готов. Накопленного оружия у меня хватит, чтобы вооружить пятидесятитысячную армию. Пулемётов было больше двадцати. Да двадцать четыре орудия, с приличным запасом снарядов к ним, грели моё чёрное сердце и внушали надежду на то, что я смогу пережить оружейное эмбарго.
Нужно было просто спровоцировать Англию и Францию на неадекватные поступки, и дальше колесо истории закрутилось бы в нужную мне сторону. И это всё было впереди.
Надо было собирать войско и выступать на помощь дервишам, которые тоже собирали огромные, даже для них, силы, забирая под свои зелёные знамёна всех подряд. Но у них не хватало огнестрельного оружия и слаженности. |