– Что вы собираетесь сделать с Тякишевым?

– Пока посидит в трюме, вернёмся в Котлас, отдам его непосредственному начальству, пусть само с ним разбирается. А мне он ни к чёрту не нужен. Сам я его расстреливать не имею права, а в Москву тащить – кому он там нужен?

Флотский комиссар был удовлетворён ответом. Верно, не хотел, чтобы его «братишку» расстреливали чужие люди, а желал сам с ним разобраться. Пускай.

Пока мы тут разбирались и препирались, подтащили и трёхдюймовки. Лучше бы что помощнее, но и эти сойдут. Комбриг уже раздавал команды артиллеристам, уточнял с теми боевые позиции.

– Бах! – выкрикнула первая пушка.

– Бух! – повторила вторая.

А потом третья, четвёртая и пятая принялись стрелять по подступам к Яренску, подавляя пулемётные точки, а некоторые снаряды долетали до домов.

– За мной! В атаку! – закричал комбриг, поднимаясь во весь рост.

– Ура! – дружно закричали мы, атакуя белых.

Один из пулемётов всё-таки уцелел и затарахтел, когда мы были уже на половине пути. Но один – это всё-таки не четыре. Да и пулемётный расчёт, судя по всему, хоть немного, но пострадал от разрывов.

А дальше пошло то, что любят показывать киношники, но терпеть не могут солдаты – началась рукопашная. И не наши с немцами, а русские с русскими.

Я только один раз в жизни участвовал в рукопашной, если можно назвать этим словом схватку с восставшими мужиками. Как учат друзья-наставники, необходимо выбрать себе цель. Ага, есть. Парень примерно такого же возраста, что и я, в шинели с погонами, ловко ударивший прикладом одного из матросов, а теперь метящий штыком в мой живот. Так, отбить, а потом, воспользовавшись замешательством, ударить самому. Ишь, ловкий какой! Не просто увернулся, а ещё и меня едва не зацепил. Значит, будем играть не по правилам!

Вместо того, чтобы бить прикладом, я пнул парня ногой между ног, чего он точно не ожидал (зря, между прочим). Он не согнулся, но сморщился, а рука, державшая оружие, на какой-то миг ослабила хватку. Вот, а теперь мой штык, и не в грудь, как положено, а в глаз. Тьфу ты, как чавкнуло…

А что у нас там? А там мой друг Витька, наш комиссар и орденоносец, отмахивается от штыка наганом! Надолго его не хватит, а добежать не успеваю. А, будь что будет!

Я метнул винтовку, словно копье, и штык воткнулся между лопаток, на которые была натянута шинель с погонами прапорщика. Ух ты, даже не знал, что так можно! А теперь быстро, двумя прыжками, схватить винтовку, пока сам не стал чьей-то лёгкой добычей.

– Вовка, спасибо, – едва выговорил комиссар.

Ах ты, собака такая, знаешь ведь, что я терпеть не могу, если меня называют Вовкой. Ладно, сегодня прощаю. Да, а в царской-то армии положен Георгиевский крест за спасение командира.

Рукопашный бой, что называется, «выгорал». Подозреваю, что имей мы дело с настоящими солдатами, радеющими за «Белое дело», нам бы пришлось хреново. Но здесь, в основном, были вчерашние красноармейцы, силой поставленные в строй, и мобилизованные крестьяне, мечтающие о доме, а не о войне. То тут, то там, белые бросали оружие, сдаваясь в плен. Теперь мы с комиссаром, командирами и более-менее отрезвевшими после боя бойцами бегали и спасали военнопленных. А иначе переколют, не поглядят на поднятые руки. Бывало так, и не раз, в горячке боя.

Подступы к Яренску наши, а теперь нужно брать и сам город. Эх, сюда бы кавалерию, хотя бы сотню Хаджи-Мурата, пронеслись бы джигиты по улицам с гиканьем, помахали саблями, а там, глядишь, белые сами бы сдались.

Город удалось взять почти без боя. Разве это бой, если раздалось несколько одиночных выстрелов из окон да пулемётная очередь башни? Ишь, красота-то какая. Каменное здание с колоннами, башня с часами.