Я  с благоговением посмотрел на небо. К тому же, смотреть по-прежнему было не на  что. И лишенный света купол вселенной был не только ближе к поверхности земли,  чем когда-либо, сейчас он касался ее.

Я  опустил голову, сжал лицо руками. И обращаясь во тьму, стал выкрикивать слова,  высеченные на мемориале для солдат Содружества:

-  Мы, некогда завоеванные Вильгельмом, сейчас освободили родину Завоевателя.

После  инцидента на вершине холма, я нашел окольную тропу, ведущую вниз, к машине. И  вернулся в город, название которого никогда больше не буду произносить, и не  допущу его упоминания в моем присутствии.

В  нашей комнате я заглянул в потрепанный рюкзак Тоби и обнаружил больше, чем то,  на что мог рассчитывать. В его адресной книге содержались подробности его  богатой жизни, о которой я не имел понятия. Все страницы были заполнены  именами, телефонными номерами и электронными адресами. Я буду хранить ее, как  сокровище. Теперь у меня в руках его тайный мир. Его секреты стали моими, и я  буду изучать их, когда захочу, и если захочу.

В  его сумочке с туалетными принадлежностями я нашел деньги и наркотики. У него  была унция "травки" в пакетике и немного таблеток. В пухлом  водонепроницаемом кошельке обнаружилось более пяти сотен евро. Карманные деньги  Тоби, но у меня несколько лет даже на проживание столько не было. Я рассовал по  карманам наличность, наркотики, его айпод и маленькую "умную"  фотокамеру. Потом задумался, нет ли на ней снимков его невесты. Если так, то  буду потом на них мастурбировать.

Остальные  вещи я затолкал в его рюкзак, затем засунул его пожитки в переполненный  мусорный контейнер на углу заброшенной стройплощадки на окраине города. Я  покинул гостевой дом еще до рассвета, оставив на стойке у входа десять евро, и  положив сверху ключи от комнаты. Выехав из города, я направился к Дюнкерку,  чтобы в полночь попасть на обратный паром. Влажными салфетками, которые были у Тоби  в туалетной сумке, я протер все его вещи, к которым прикасался, после чего  выбросил их.

Три  недели спустя я позвонил родителям Тоби и поинтересовался насчет него. Трубку  взяла мать. Голос у нее звучал очень высокомерно.

-  Его нет, - заявила она, - Пустился в очередную свою авантюру. Кто его  спрашивает?

Несмотря  на тот факт, что я убил ее сына, я назвал ей свое настоящее имя. В телефонной  будке я едва не упал в обморок от волнения.

Она  никогда обо мне не слышала.

И  он явно никогда не упоминал при матери мое имя за все те двадцать три года нашего  знакомства. И снова Тоби сумел испортить небольшой момент триумфа. Он был в  своем репертуаре.

Но  самым странным является то, что даже сейчас, задумываясь об убийстве, я не  испытываю никаких угрызений совести. Я полагаю, приговор, вынесенный Тоби,  соответствовал его преступлениям. Хотя их следы не обнаружит ни одна система  уголовного правосудия. И все же ущерб от его преступлений существенно испортил  жизнь. Мою жизнь. Его смерть от моих рук заставила меня ощутить себя  обновленным, пробужденным и бодрствующим, если в этом есть какой-то смысл. Я  чувствовал, что какой-то маленький акт справедливости, наконец, свершился в этом  несправедливом мире, погубившем миллиарды людей. Даже чувствовал себя  удовлетворенным. И самое безумное, что, заплати Тоби за тот наш последний ланч,  он был бы все еще жив.

Флорри

Фрэнк помнил, как мать когда-то говорила, что "дома источают флюиды", и что она может "чувствовать в них всякое". Тогда он был еще мальчишкой, и его семья ездила по выставленным на продажу домам вместе с агентом по недвижимости.