Изменить размер шрифта - +
Всегда утверждал, что у него нет домашнего адреса. Он вполне  преуспел в своем нематериалистическом образе жизни, ночуя на диванах и на полу  у "друзей". А иногда даже в палатке на безлюдных пляжах или парках. И  я восхищался им за это. Даже рассказывал о его подвигах всем желающим в длинных  очередях за пособием. Что привлекало меня в Тоби в первую очередь, так это его  спокойствие, уверенность, непоколебимость, презрение к деньгам. И теперь я  знал, как поддерживалось такое поведение.

В  те дни, когда я еще мог найти работу, сколько вакансий я потерял из-за его  настойчивого требования бросить все и отправиться с ним в новое путешествие?  Путешествия, которые неизбежно финансировались мною. И в то время, когда для  людей образованных, но малоквалифицированных была хоть какая-то работа, как  часто я отказывался от предложений, ссылаясь на мнимую болезнь, поскольку в  моей жизни появлялся Тоби и объявлял о каком-нибудь новом приключении? А как  насчет его странного и необъяснимого золотистого загара, который не получить  под британским солнцем? Он появлялся в результате отдыха, который, как он  утверждал, устраивали богатые друзья, либо просто "друзья друзей". Он  вполне мог загорать на палубах яхт своих "друзей", пока я в  благотворительной аптеке выдавал матерям-одиночкам коробки с сухим молоком.

Тоби  ни разу не пригласил меня в дом своих родителей. Я имею в виду дом в Саффолке,  а не в Испании. На самом деле, Тоби всегда отзывался о своих родителях, как о  тиранах и агрессорах, и утверждал, что никак не контактирует с ними. За все те  годы, что я знал его, он практически прикидывался сиротой, чтобы вызвать у меня  сочувствие. И это была ложь. Все было ложью. Он был лжецом. Фальшивый насквозь,  при этом утверждавший, что живя в безденежье, посвятил себя поискам чего-то  по-настоящему странного. Он был иждивенцем, и двадцать три года жил за мой  счет.

Лжец.  Лжец. Лжец.

Добежав  до воды, я упал на холодный мокрый песок и впился в него руками. Я содрогался  от ярости настолько мощной, что стал чернее того жуткого моря.

А  еще он женился. Женился. Как такое вообще возможно? В нашей жизни не было  женщин.

 

Я  вошел в нашу комнату, немного успокоившись, но все еще был нацелен на конфликт.  Я заберу что-нибудь из имущества Тоби. Я решил это, пока рыдал на пляжных  камнях, за тысячу лет стертых волнами в пыль. Будет правильно, если Тоби начнет  теперь обеспечивать меня. Вернет долг, так сказать. Еще я испытывал триумф  из-за того, что поел, пока он спал. Но Тоби просто сказал: "Я не голоден",  когда я спросил его "Что собираешься делать с едой?". Так что моя  маленькая победа рухнула.

Я  обнаружил его сидящим на кровати и курящим "косяк", запах которого  учуял еще на первом этаже. Он нашел у меня в рюкзаке пакетик, где было  "травки" на два "косяка", которыми мы должны были  насладиться во время нашего визита в Нормандию. Пакетик был пуст. Всю  "травку" он завернул в один "косяк", для себя. Его красные  глаза были полузакрыты.

-  Я хочу посмотреть артиллерийские батареи в Лонг-сюр-Мер.

-  Что? Сейчас?

Он  кивнул.

-  Это единственные оставшиеся от "Атлантического вала" нацистов орудия.

Я  не хотел, чтобы какая-то нетрезвая ночная экскурсия отвлекла нас от того, что  нам необходимо было обсудить.

-  Но там кромешная тьма.

-  И что? - произнес он с такой иронией в голосе, что я заморгал и сглотнул.

Он  посмотрел на кончик "косяка", превратившегося уже в окурок.

-  А еще там есть укрепленный наблюдательный пункт.

Быстрый переход