Изменить размер шрифта - +
С веселыми и счастливыми мне, нечего делать. С несчастными мне легче как-то! Их успокоить, добиться от них улыбки, доверия — ведь это так хорошо! Ведь и Христос так учил: «Придите ко мне все труждающиеся и обремененные и я успокою вас». Так и мы… Мы все должны поступать по Его примеру. Он наш учитель и Бог. Вот почему я не могу примкнуть к одной подруге, утешать и радовать ее, когда в других уголках нашего здания есть еще более несчастные, нуждающиеся в утешении девочки, нежели она. Понимаешь ли ты меня теперь, Лиза?

О, да, я поняла тебя, милая, милая худенькая девочка с таким всегда некрасивым лицом, а теперь ставшая почти прекрасной вследствие выражения святого восторга, заигравшего в нем!

Ее кроткие глаза казались теперь еще более кроткими и чудесными и лучились, как звезды. Такими глазами должны смотреть небесные ангелы в Пречистое лицо своего Творца. И меня потянуло к этим глазам, к этому лицу, и на душе стало вдруг легко и радостно как в светлый праздник.

— Мура, дорогая, добрая Мура! — прошептала я, и обняв девочку за ее худенькие плечи, крепко поцеловала ее.

— Грибова, дрянь этакая, отдай мне мою тетрадку, я madame Роже пожалуюсь! — закричал кто-то во сне на дальнем конце спальни. С ближайшей постели поднялась всклокоченная рыжая голова Строевой, казавшаяся червонно-золотой в обманчивом свете ночника.

— Mesdames! Кто это шепчется по ночам! Спать не дает! — ворчливо буркнул сонный голос и повозившись немного всклокоченная головка снова повалилась на подушку с очевидным намерением продолжать снова прерванный сон.

— Спокойной ночи, Лиза! Спи хорошенько. И не тоскуй больше, — наскоро целуя меня, произнесла Мурка и ловко прыгнула прямо с моей постели в свою, не ступая босыми ногами на пол.

— Спокойной ночи, милая, милая Валя! — отвечала я и стала плотно кутаться в холодное, неуклюжее нанковое одеяло.

— Слушай Лиза, а ты не молишься разве перед сном? — через минутное молчание услышала я снова знакомый голос.

Я густо покраснела в темноте, точно уличенная на самом месте преступлении. Я имела привычку молиться утром и вечером, но сегодня, взволнованная десятком новых впечатлений, я совершенно упустила из памяти сделать это. Ни слова не говоря, я поднялась на своей постели и завернувшись в нанковое одеяло, стоя на коленях, прочла все молитвы, которые только знала, перед крошечной «собственной» иконой Божией Матери, привезенной мной из дома и повешенной к изголовью кровати. По окончании молитвы, я перекрестила подушку, поцеловала образок и, перегнувшись через промежуток, разделявший мою постель от постели Муриной, взглянула на девочку. Она еще не спала. Подложив под голову худенькие ручонки, Валентина лежала вглядываясь в полумрак дортуара и ее лучистый взгляд улыбался кротко и светло.

— Ну видишь, теперь тебе еще легче на душе станет! — проговорила она и протянула мне руку. — Я решила, Лиза, быть с тобой как можно больше, пока ты еще чужая здесь, — услышала я ее милый голосок и поцеловав добрую девочку улеглась в постель с облегченной и успокоенной душой. Молитва и Валя подкрепили меня…

 

Глава X

Прием

 

— Графиня Гродская! Пожалуйте в залу! К вам пришли родные!

Я услышала эту фразу через три дня моего поступления в институт. Было воскресенье.

Воспитанницы с утра одетые в чистые более нарядные нежели в будни, с многочисленными складочками передники, в батистовые рукавчики и пелеринки ходили в церковь, находившуюся в третьем этаже институтского здания. После чаю в столовой был подан праздничный завтрак с горячей кулебякой, добавочным блюдом и кофе. Теперь вернувшись из столовой они все чинно расселись группами и парами в классе.

Быстрый переход