— …за тех, кто вернулся с поля боя. И за то, чтобы…

— Снова вернуться на поле боя! — завершил его тост Такангор. — Надо же когда-то начинать делать карьеру!

— Милорд, я неоднократно указывал вам на то, что я убежденный пацифист, — насупился Зелг.

— С этим тоже надо что-то делать. И поскорее, — заявил минотавр.

— Не кажется ли вам удивительным, милый граф, — спросил Гизонга, наклоняясь к да Унара, чтобы чокнуться, — что после стольких происшествий и невероятных событий мы все-таки добились того, чего хотели? Так или иначе, но я плохо представляю себе, что кто-то из граждан Тиронги в ближайшее время захочет принять участие в гражданской войне.

Победоносное войско редко бунтует.

* * *

— Молодчина, внучек, какой ты молодчина!

— Это не я, это минотавр. И еще наша Кассария.

— А тебе не приходило в голову, что ни минотавр, ни тем более Кассария не стали бы помогать не слишком достойному?

— Дедушка, это банальность. От тебя я ждал большего.

— Он ждал! Он уже указывает мумии деда, что и как тот должен говорить! Не учи дедушку кашлять. Что поделаешь: кровь, порода. Все мы такие, властные. Я тоже был совершенно несносным лет пять или шесть после победы при Пыхштехвальде.

Успех меня ничуть не испортил: я и прежде был совершенно невыносим.

— Я тщательно слежу за тем, чтобы у меня не закружилась голова от успехов.

— Ну-ну…

— Дедушка, а ты веришь в любовь с первого взгляда?

— Нет, не верю. Обычно я влюблялся со второго, а то и с третьего. Я был серьезен до ужаса.

— Ну да. А Думгар говорит, что ты любил застолья и гулянья и вообще не ложился спать лет до ста.

— А ты ему передай, что это непедагогично — дискредитировать славных предков за здорово живешь, только из любви к истине.

— Он и сам знает. Но считает, что непедагогичнее мифологизировать предков и тем самым вырабатывать комплекс неполноценности у подрастающих молодых поколений. В данном случае — у меня.

— Прекрасно. Он, часом, не защитил еще одну диссертацию, по проблемам воспитания детей? Нет?

— Дедушка, а кто его создал?

— Думгара? Да кто ж его знает. Я когда был в твоем возрасте, тоже прадеда донимал, кто да кто… Он не помнил. А с чего это ты, любезный друг, вдруг заговорил о первой любви?

— Девушку увидал. А наш голем меня отправил к тебе. Говорит, только ты можешь все растолковать.

— Кхе-кхе, — внезапно смутился Узандаф. — Это, конечно, лестное мнение… Э-э-э-э, а-а-а, а вам что, в университете ничего не рассказывали об этом деле. — И он сделал руками несколько странных движений. — Ну, то есть об отношении полов?

И поскольку Зелг потрясенно молчал, пытаясь проникнуть в извилистые лабиринты дедовой мысли, то Узандаф продолжил:

— Ты вот видел цветочки? У них, кроме цветоножки и цветоложа, есть еще пычинки и тестики… ой, то есть тычинки и пестики! Вот! И у людей то же самое. А поскольку чисто теоретически мы вроде как люди, то в общем и целом этот вот пункт у нас не отличается… То есть я хотел сказать, в общем, это не так сложно, как может показаться, но только при взаимном согласии сторон. Ну и надо, конечно, проверить, кто она такая. А то у меня в молодости случился курьезный роман с русалкой, а как дошло до… ну, ты понимаешь… крутил я ее, вертел.. А-а-а! — И мумия безнадежно махнула рукой. — Сплошное разочарование. Так что ты, внучек, не торопись, погуляй при луне, букетики подари, а там и передумывай потихоньку.