— Личная привилегия. Дом Часс построил свой успех на сервиторах, когитаторах и механическом прогрессе. Я изготавливаю рабочие машины для Империума. Мне нравится, что здесь они принимают облик природы и не имеют иного назначения, кроме собственной жизни.

Мерити отошла.

— Я оставлю вас наедине, — сказала она.

Часс кивнул, и девушка скрылась, петляя между проволочными лозами и оловянными соцветиями.

— У вас хорошая дочь, милорд.

— Да. Моя наследница. Нет сыновей. У нее талант к механическим конструкциям, который просто изумляет меня. Она поведет дом Часс в следующее столетие.

Он помолчал, срезал ржавый цветок в обвязанный вокруг талии мешок и вздохнул.

— Если в улье Вервун наступит следующее столетие.

— Силы Империума выиграют эту войну, милорд. Я не сомневаюсь.

Часс широко улыбнулся комиссару.

— Слова настоящего политического животного, Гаунт.

— Это не пропаганда.

— Я понимаю. Но вы действительно политическое животное, не так ли, Гаунт?

— Я полковник Имперской Гвардии. Воин всемогущего Императора, да славится имя Его. Моя политика простирается на заботу о боевом духе солдат — и не дальше.

Часс кивнул.

— Идемте со мной, — сказал он.

Они прошли через рощу платиновых деревьев с тяжелыми медными апельсинами. Оборки проволочного вьюнка были припаяны к отполированным стволам. За рощей, миновав железный газон, скрипевший под ногами, они спустились между рядами кустов с широкими инкрустированными листьями из мягкой бронзы.

— Я полагаю, моя дочь прожужжала вам все уши предупреждениями о моих либеральных взглядах?

— Вы правы, милорд.

Часс засмеялся.

— Она очень опекает меня. Она считает, что я уязвим.

— Именно так она и сказала.

— И это правда. Я вам кое-что покажу.

Часс провел Гаунта в лабиринт из живой изгороди. Изгородь потрескивала энергией, словно покровы иллюзий.

— Фрактальный сад, — гордо сказал Часс. — Математические конструкции, вырабатываемые стволоподобными когитаторами, посаженными здесь.

— Это чудо.

Лорд Часс оглянулся на Гаунта.

— Но вам холодно здесь, не так ли, Гаунт?

— Холодно — слишком сильно сказано. Мне здесь… неуютно. Что я здесь делаю?

— Вы необычный офицер, Гаунт. Я внимательно изучил ваше досье.

— Как и служанки миледи, — сказал Гаунт.

Часс фыркнул, снимая с пояса серп. Им он стал подрезать мерцающую фрактальную изгородь.

— По разным причинам, должен сказать. Служанкам нужны мужья. Мне — друзья. Ваше досье говорит о том, что вы удивительно нравственное существо.

— Правда? — Гаунт наблюдал, как вельможа подстригает световые почки на кустах, и не спешил продолжать.

— Предан делу Империума, Крестовому походу, но не всегда подчиняется непосредственному начальству, когда эти два интереса сталкиваются. Дравир на Меназоиде Ипсилон, например. Наш собственный генерал Штурм на Вольтеманде. Вы ищете свой путь и, как истинный комиссар, не спускаете тем в вашем стане, кто действует вопреки общему благу.

Гаунт посмотрел на огромный улей, раскинувшийся под ними.

— Еще предложение или два, и ваша речь будет изменой, лорд Часс.

— И кто услышит меня? Человек, чья профессия — искоренять измену? Если я изменник, Гаунт, можете убить меня прямо здесь.

— Надеюсь, до этого не дойдет, милорд, — тихо сказал Гаунт.

— Я тоже надеюсь.