— Скажи мне, почему этот почерк не может принадлежать миссис Лонквет? — спросила я ее.

— Я видеть ее почерк, — тут же ответила негритянка. — Милая, у нее маленькие закорючки.

— Какой-то мужчина позвонил по телефону и сказал, что она оставила указания организовать для нас какую-то вечеринку, — сообщила я. — Но его голос звучал вовсе не так дружелюбно, как хотелось бы.

Пейшнс побледнела, что придало странный серый оттенок ее коже — так всегда происходит с неграми, когда они больны или напуганы.

— О боже, мисс Милла, какую это еще вечеринку он имел в виду?

— Я не знаю, — медленно ответила я. — Ведь у моего дяди здесь уже когда-то были неприятности, не так ли?

Пейшнс слегка кивнула головой, ее глаза стали огромными и какими-то дикими.

— Я слышала говорить… — начала она и замолчала. — Когда мистер Даниэль приезжать сюда? — внезапно спросила она, так и не закончив свою мысль.

— В любой момент, — ответила я.

Наше общее облегчение стало почти осязаемым.

— Он сказал, что приедет через десять минут, — добавила я.

Полная беспокойства я прошла к входной двери и стала на крыльце, вглядываясь в волнистые поля сахарного тростника, которые окружали дом. На ближайшем к саду поле жгли мусор, и я видела, как дядя, стоя на кромке чернеющего тростника, уже заправляет всеми действиями, активно размахивая руками. Он явно волновался. Через час уже стемнеет, подумала я, и они с Губертом вернутся домой, делая вид, что они проделывали эту работу каждый день в течение последнего года. Вполне возможно, что он не нашел записок, а то бы он тут же вернулся в дом, чтобы найти утешение в семье.

Огонь все разрастался, но я знала, что за ним присматривают. Завтра, я полагала, они начнут убирать тростник и повезут его на перерабатывающую фабрику Даниэля. Я всмотрелась более внимательно, пытаясь убедить себя, что этот урожай мой, что он принадлежит мне, но все было слишком непривычно по сравнению с тем, чем я владела до этого. Это было нечто гораздо более масштабное и в то же время не вполне постижимое. Это меня даже пугало, так как нам была необходима помощь соседей, а если они не примут нас, то что тогда мы будем делать?

Машина Даниэля показалась на аллее несколько минут спустя. Он остановил ее рядом с воротами и выскочил наружу; потом он огляделся вокруг и понюхал воздух. Я увидела, как он побежал к ограде, которая отделяла горящее поле от сада, и услышала, как он закричал моему дяде:

— Возьмите этот огонь под контроль!

Мой дядя взмахнул свободной рукой.

— Привет, сынок! — радостно приветствовал он Даниэля.

— Немедленно потушите огонь! — кричал ему Даниэль. — Через минуту огонь нельзя будет унять!

Я побежала по аллее в их сторону, сердце так и выпрыгивало у меня из груди. Может, это было мое воображение, но теперь я отчетливо ощущала запах бензина. Даниэль повернулся и увидел меня.

— Камилла, возвращайся назад в дом! — взмолился он.

Но я не могла оставить его. Поле внезапно наполнилось людьми, уродливо одетыми людьми, в руках у них были факелы и канистры с бензином; и они не ограничились одним полем. Они уже перебегали на соседние поля.

— Это и есть приветственная вечеринка? — мрачно спросила я у Даниэля.

— Может, и так.

— Но как она могла?! — закричала я. — Что бы ни случилось прежде, неужели нужно было это делать?!

Даниэль подтолкнул меня по направлению к дому.

Но на меня внезапно снизошло озарение! Стоя на кромке поля и наблюдая безумное разрушение, царящее вокруг, я теперь понимала, что это мои поля.