– Нет, друг мой, мне с вами нельзя жить. Я так долго жил без всякой определенной цели. Теперь мне легко. Это только так кажется, что я расстроен, а я в самом деле очень, очень спокоен.

– Что с ним такое? – говорила Лиза, обращаясь к Розанову и Женни.

– Ну вот! Ах вы, Лизавета Егоровна! – воскликнул Помада сквозь грустную улыбку. – Ну скажите, ну что я за человек такой? Пока я скучал да томился, никто над этим не удивлялся, а когда я, наконец, спокоен, это всем удивительно. На свою дорогу напал: вот и все.

Приехав к Розанову, Помада попросил его дать ему бумаги и тотчас же сел писать. Он окончил свое писание далеко за полночь, а в восемь часов утра стоял перед Розановым во всем дорожном облачении.

– Куда ты так рано? – спросил его, просыпаясь, доктор.

– Прощай, мне пора.

– Да напейся же чаю.

– Нет, пора.

– Ведь до двенадцати часов еще долго.

– Нет пора, пора: прощай, брат Дмитрий.

– Постой же, лошадей запрягут.

Розанов крикнул человека и велел скорее запрячь лошадей, а сам стал наскоро одеваться.

– Ты что хочешь делать?

– Проводить тебя хочу.

– Нет! Бога ради, не надо, не надо этого! Ни лошадей твоих не надо, ни ты меня не провожай.

Розанов остановился, выпялив на него глаза.

– Прощай! Вот это письмо передай, только не по почте. Я не знаю адреса, а Красин его знает. Передай и оставайся.

– Да что же это такое за мистификация! Куда ты едешь, Помада? Ты не в Москву едешь.

– Будь же умен и деликатен: простимся, и оставь меня.

С этими словами Помада поцеловал Розанова и быстро вышел.

– Живи! – крикнул он ему из-за двери, взял первого извозчика и поехал.

Глава пятнадцатая

Механики

Письмо, оставленное Помадою в руках Розанова, было надписано сестре Мечниковой, Агате.

Розанов положил это письмо в карман и около десяти часов того же утра завез его Райнеру, а при этом рассказал и странности, обнаруженные Помадою при его отъезде.

– Да, все это странно, очень странно, – говорил Райнер, – но погодите, у меня есть некоторые догадки… С этой девушкой делают что-нибудь очень скверное.

Райнер взял письмо и обещался доставить его сам. Вечером Розанов, встретив его у Вязмитиновых и улучив минуту, когда остались одни, спросил:

– Ну, что ваши догадки?

– Оправдались.

– Что же с этой девушкой?

– Очень нехорошо. О боже мой! если б вы знали, какие есть мерзавцы на свете!

– Очень знаю.

– Нет, не знаете.

– Помилуйте, на земле четвертый десяток начинаю жить.

– Нет, ни на какой земле не встречал я таких мерзавцев, как здесь.

– Болотные, – подсказал Розанов.

После этого разговора, при котором Райнер казался несколько взволнованным, его против обыкновения не было видно около недели, и он очень плохо мог рассказать, где он все это время исчезал и чем занимался.