Изменить размер шрифта - +
 – Конечно, – начал он после короткой паузы, – в нашем положении здесь мы должны молчать и терпеть, но эта почтенная партия может быть уверена, что ее серьезные занятия не останутся тайною для истории.

 

– Чем вы думаете испугать их! – с горькой улыбкой проговорил Райнер.

 

– Чем можем.

 

– Что им суд истории, когда они сами уверены, что лгут себе и людям, и все-таки ничем не стесняются.

 

– Они полагают, что целый свет так же легко обманывать, как они обманывают своим социализмом полсотни каких-нибудь юбок.

 

Петровский сделал тонкую департаментскую улыбку и сказал:

 

– Да, на русской земле выросли социалисты, достойные полнейшего удивления.

 

– Какие ж это социалисты! – вскричал Райнер.

 

– Ну, фурьеристы.

 

– Это… просто…

 

– Дрянь, – горячо сорвал Петровский.

 

– Н…нет, игра в лошадки, маскарад, в котором интригуют для забавы. Конечно, они… иногда… пользуются увлечениями…

 

– И всё во имя теории! Нет, бог с ними, с их умными теориями, и с их сочувствием. Мы ни в чем от них не нуждаемся и будем очень рады как можно скорее освободиться от их внимания. Наше дело, – продолжал Петровский, не сводя глаз с Райнера, – добыть нашим бедным хлопкам землю, разделить ее по-братски, – и пусть тогда будет народная воля.

 

Райнер посмотрел на коллежского советника во все глаза.

 

– Прощайте, господин Райнер, очень рад, что имел случай познакомиться с таким благородным человеком, как вы.

 

– Какую вы новую мысль дали мне о польском движении! Я его никогда так не рассматривал, и, признаюсь, его так никто не рассматривает.

 

Коллежский советник улыбнулся, проговорил:

 

– Что ж нам делать! – и простился с Райнером.

 

Петровского, как только он вышел на улицу, встретил молодой человек, которому коллежский советник отдал свой бумажник с номинациею и другими бумагами. Тут же они обменялись несколькими словами и пошли в разные стороны. У первого угла Петровский взял извозчика и велел ехать в немецкий клуб.

 

 

 

 

Глава шестнадцатая

 

Неожиданный оборот

 

 

Агата осталась в Петербурге. С помощью денег, полученных ею в запечатанном конверте через человека, который встретил се на улице и скрылся прежде, чем она успела сломать печать, бедная девушка наняла себе уютную каморочку у бабушки-голландки и жила, совершенно пропав для всего света.

 

Она ждала времени своего разрешения и старалась всячески гнать от себя всякую мысль о будущем. Райнер пытался отыскать ее, чтобы по крайней мере утешить обещанием достать работу, но Агата спряталась так тщательно, что поиски Райнера остались напрасными.

 

В Доме Согласия все шло по-прежнему, только Белоярцев все более заявлял себя доступным миру и мирянам.

 

В один вечер, занимаясь набивкою чучела зайца, которого застрелила какая-то его знакомая мирянка, он даже выразил насчет утилитарности такое мнение, что «полезно все то, что никому не вредно и может доставлять удовольствие». – Тут же он как-то припомнил несколько знакомых и, между прочим, сказал:

 

– Вот и Райнер выздоровел, везде бывает, а к нам и глаз не кажет.

Быстрый переход