– Альтерзон отказал в деньгах? – спросила она прямо Розанова.

– Да, почти, – отвечал тот.

– Ну вот! Вы говорите почти, а Женни смотрит какими-то круглыми глазами, точно боится, что я от денег в обморок упаду, – забавные люди! Тут не может быть никакого почти, и отказал, так, значит, начисто отказал.

– Ну да.

– И сестра тоже?

– Она что ж? Она ничего.

– Ну, я обращусь к Зиночкину мужу, – спокойно отвечала Лиза и более не стала говорить об этом.

– А что ваши попытки, Лизавета Егоровна? – осведомился Розанов.

– Так же счастливы, как и ваши, – отвечала она и, по-видимому, была совершенно спокойна.

Пообедали вместе; Розанов попросил позволения отдохнуть в кабинете Вязмитинова.

Был серый час; Лиза сидела в уголке дивана; Евгения Петровна скорыми шагами ходила из угла в угол комнаты, потом остановилась у фортепиано, села и, взяв два полные аккорда, запела «Плач Ярославны», к которому сама очень удачно подобрала голос и музыку.

– Спой еще раз, – тихо попросила Лиза, когда смолкли последние звуки.

Евгения Петровна взяла аккорд и опять запела:

         Я быстрей лесной голубки

         По Дунаю полечу,

         И рукав бобровой шубки

         Я в Каяле обмочу;

         Князю милому предстану

         И на теле на больном

         Окровавленную рану

         Оботру тем рукавом.

Песня опять кончилась, а Лиза оставалась под ее влиянием, погруженною в глубокую думу.

– Где летаешь? – спросила, целуя в лоб, Евгения Петровна.

Лиза слегка вздохнула.

Над дверью заднего хода послышался звонок, потом шушуканье в девичьей, потом медленное шлепанье Абрамовниных башмаков, и, наконец, в темную залу предстала сама старуха, осведомляясь, где доктор?

– Спит, – отвечала Женни.

– Спит – не чует, кто дома ночует.

– А что такое?

– Суприз, генеральша моя хорошая, да уж такой суприз, что на-на! Вихорная-то ведь его сюда прилетела!

– Кто-о?

– Ну жена же его, жена. Кучер его сейчас прибежал, говорит, в гостинице остановилась, а теперь к нему прибыла и вот распорядилась, послала. Видно, наш атлас не идет от нас!

– Ах боже мой, чт? за несносная женщина! – воскликнула Евгения Петровна и смешалась, потому что на пороге из кабинета показался Розанов.

– Прощайте, – сказал он, протягивая руку Евгении Петровне.

– Куда вы, Дмитрий Петрович?

– Домой! ведь надо же это как-нибудь уладить: податься-то некуда.

– Вы разве слышали?

Розанов качнул утвердительно головою, простился и уехал.