Изменить размер шрифта - +
 – Горилла Богумил просил банан и изобразил такой жест, словно гладил. Кажется, я знаю почему. Фредерсен любил мальчишку на свой пакостный лад и чуть ли не с нежностью принес его к ограде; перед этим он, вероятно, сунул ему в рот свои причиндалы. Богумил именно это нам и сообщил. Я все‑таки был чуточку прав, а что еще надо в жизни?

Никто не реагировал, да он и не ждал ответа.

– Стекло… Вероятно, Богумил принимал его за твердый воздух, а свобода была непостижимо близкой – за тем рвом, который он никогда не сможет преодолеть, никогда, и он наверняка не понимал, что с ним происходит, потому что мы, люди, так ловко умеем забирать абсолютно все у самых слабых. – Тойер едва не прослезился от собственных слов, однако взял себя в руки. Где найти силы, ведь они так нужны ему… Но силы иссякли, придется уходить из жизни без них. – Знаете что, господин Кёниг? Да вы знаете, конечно: с нашей смертью еще ничего не закончится.

– Не пытайтесь меня уговаривать, – буркнул Кёниг. – Все решено.

– Ваша дочь сильно рискует, – продолжал Тойер. – И Фредерсен. Он наверняка ее ненавидит, ведь она убила его Анатолия. А вы ненавидите его! Он сделал убийцей вашу дочь, а сейчас и вас тоже. Вы только начали убивать, вы трое. Неужели вы думаете, что вы на нас остановитесь?

У Кёнига дернулась бровь.

– Замолчите, – сказал Фредерсен. – Убийства никогда не прекращаются. Потом был убит еще один парень. Я читал в газете.

– И это случилось как раз в ту ночь, когда Корнелия мне все рассказала, и мне пришлось везти ее на дачу в Уккермарке, где Фредерсен хранил оружие… – Кёниг истерично захохотал. – Я еще подумал: теперь у нас на это время нет алиби…

– У вас трогательное представление о работе полиции. – Тойер покачал головой. – В Гейдельберге случается убийство, и кто‑то проверяет алиби учителя начальной школы, живущего в семи сотнях километров. А с оружием вы ловко придумали, господин Фредерсен: не дома храните, ведь там могли устроить обыск… Вы уже применяли его когда‑нибудь?

Фредерсен отрицательно покачал головой:

– Но меня ничто не остановит.

– Вы еще не убийца. Пару лет посидите в тюрьме, так ведь не всю жизнь.

– Педофилов за решеткой не щадят, это знает каждый. – Голос Фредерсена дрожал. – Я этого не переживу.

– Они все трусы, – сказал Зенф. – Поэтому они и делают вид, что любят нас, малолеток.

– Ах, – ядовито процедил Фредерсен, – вы тоже были чьим‑то воробышком?

Тойер с трудом подавил дрожь в голосе:

– Что вы тянете? Убивайте! Убивать тяжело, господин Фредерсен, господин Кёниг, гораздо тяжелее, чем пережить тюрьму.

Что‑то мелькнуло, раздался стук. Поначалу Тойер ничего не понял, потом на него нахлынул отчаянный страх, сменившийся надеждой. Это Кёниг уронил свой пистолет.

– Вы с ума сошли? – Фредерсен повернулся, его пистолет теперь был направлен на Кёнига.

Зенф каким‑то образом избавился от веревки, схватил пистолет и выстрелил в Фредерсена. Тойер увидел лицо своего коллеги, оно был совершенно спокойным и безмятежным.

– Я умею показывать фокусы, – тихо сказал Зенф. – Меня этому научил мой похотливый дядюшка, когда я был его воробышком. Без моего дядюшки меня бы здесь не было, и без него я бы сейчас пропал. Что за безумный дьявольский круг!

Корнелия подняла пистолет Фредерсена.

– Не надо! – воскликнул Зенф. – Я не хочу тебя…

Раздался выстрел. Корнелия застрелила своего отца.

 

– Поздравляю, Тойер!

– Поздравишь меня, когда у нас наконец‑то все будет хорошо.

Быстрый переход