Дальнейшие обещания он прошептал на ухо своей подружке, нет, он не повторит ошибки, которую совершил на Рождество, он не заснет, когда она с ним разговаривает, она ведь знает, что он засыпает тогда, когда говорит сам, а это совсем другое дело… Он увидел, как медведи и дикие кабаны вместе бурно празднуют Новый год, а одна свинья надела красные кружева и выстукивает копытцами чечетку под лихую песенку, которую распевает марабу во фраке из серых перьев…

2

В автобусе осталось свободным только одно место на заднем сиденье, рядом с Анатолием. Через проход, на двойном сиденье, лежали сумки, не уместившиеся в багажном отделении. Чего‑то в этом духе Корнелия и ожидала – во всяком случае, русский парень тоже выглядел невесело. Она прикинула, не снять ли сумки, чтобы сесть отдельно, но это выглядело бы демонстративно невежливо. Вздохнув, она плюхнулась на свободное кресло и посмотрела на своего вынужденного соседа. Она знала, что многих раздражает ее тяжелый взгляд, но ей было наплевать. Во что это он вырядился? Вельветовые брюки коричневого цвета, какие‑то отстойные ботинки, пуловер с высоким воротом и серый анорак с последней распродажи.

– Не нужно так на меня смотреть, – сказал он. – Ты что, хочешь к окну?

Она помотала головой. По проходу пробирался Фредерсен.

– Что такие кислые? – с наигранной бодростью спросил он.

– Где вы только автобус такой выкопали? Какой‑то средневековый, – заныла Анди. – Я думала, мы поедем на двухэтажном.

– Ну, дорогая моя, – засмеялся Фредерсен, – на те огромные деньги, которые я выколотил из вас, надо было, видно, арендовать лимузин!

Корнелия терпеть не могла такие учительские шуточки. Впрочем, когда у них дома бывали гости, ее отец вел себя точно так же. По‑видимому, они оба научились этому в университете.

– Хотелось бы знать, кто это проголосовал за поездку в Гейдельберг?! – крикнул с переднего сиденья Йорн.

– Точно, Його! Зимой надо было ехать в Мек‑Пом – вот чего нам не хватало! – отозвался Джованни, повернувшись к Йорну. – Ты бы соскребал там лед с лысин у своих скинхедов!

Раздались вопли, смех, водитель недовольно фыркнул, и автобус тронулся с места.

– Все нормально, Анатолий? – спросил Фредерсен и улыбнулся ему, будто Корнелии рядом не было.

– Все в порядке. Правда. Не обращайте на меня внимания… У меня с собой книги, буду читать, – ответил Анатолий.

Фредерсен кивнул и двинулся вперед, терпеливо выслушивая по дороге упреки: почему он не захотел отложить поездку с классом до лета.

Корнелия поглядела мимо Анатолия в окно. Плоский северный ландшафт скрывался за пеленой дождя, тумана и брызг из‑под колес. Как будто они ехали по враждебной планете, обреченные без всякого желания, по принуждению быть постоянно в пути.

Да так оно и было.

– Мне очень жаль, – сказал Анатолий.

– Чего жаль? – Корнелия даже испугалась.

– Не гляди на меня с такой злостью. Я сказал, что буду читать и поэтому у меня все нормально. Вероятно, это прозвучало не слишком вежливо по отношению к тебе. Но Фредерсену нравится, когда я читаю: это способ быстрее освоить язык.

– Я поняла это совсем иначе.

– Он вообще любит изгоев.

– Меня‑то он терпеть не может, – буркнула Корнелия. – О нет! Еще и Джованни!

И правда, сам Джованни, крутейший из крутейших, с преувеличенным вниманием наклонился к ним:

– Добрый день, господа с последнего сиденья! К вам обращается Джованни Сесса из газеты «Эккернфёрдер ньюс»! Мы проводим опрос: чего вы ждете от зимней поездки в Гейдельберг? И есть ли у вас объяснение, отчего наш замечательный классный руководитель, преподаватель немецкого и истории, доктор ха‑се Томас Фредерсен, не захотел поехать с нами летом? А также – почему он зажал у нас два дня каникул?

– Ты хотел сказать – «доктор ха‑ка» – хоно‑рис кауза, – поправил Анатолий и насмешливо посмотрел на Джованни.