Состояние её здоровья оставляло желать лучшего, и я боялся, что она не вынесет присутствия на длительной церемонии. На мой осторожный стук отворила дверь Светлана Оленина. Радостно мне улыбнувшись, она резко прильнула к моим губам. Нехотя оторвавшись, она приняла приличествующий положению фрейлины скромный вид и повела меня к Софье Андреевне. По пути поделилась обнадеживающей новостью — вдовствующая императрица сегодня чувствует себя гораздо лучше.
Маменька действительно ожила. В чёрном, траурном платье, с гладкой прической, она выглядела даже моложе своих лет. Увидев меня, она радостно улыбнулась, подбежала ко мне, порывисто обняв.
— Алешенька, я так рада тебя видеть. Знаешь, миленький, я ночью много думала… Вся эта ужасная история с Володей… — её глаза подозрительно заблестели, голос предательски дрогнул. Но она справилась с собой и продолжила:
— Я приняла решение, Алеша, и не вздумай отговаривать меня! После завтрашней коронации я начну собираться. Я приняла решение принять постриг. В Суздале есть Троицкий монастырь, в который принимают вдовиц…
Я потрясенно смотрел на неё, не в силах вымолвить и слова. Представить ее, такую живую, деятельную, красивую в монашеском одеянии, практически похороненной заживо в мрачных и холодных стенах монастыря — я никак не мог! И только отрицательно качал головой….
— Алеша, так будет лучше. И моя вина есть в том, что Владимир стал… таким. — она печально улыбнулась, — но не ведала я, что слепой всепоглощающей любовью можно испортить ребенка, вырастить из него чудовище… И теперь я могу только ежечасными молитвами пытаться спасти его душу, быть может, слезы матери зачтутся там, и его участь будет чуть легче…
Я горячо обнял её, чувствуя, как она похудела за эти дни, став словно невесомой, хрупкой. Но такая сила в ней ощущалась — сила любви и надежды, что я не посмел спорить с её решением. Но горько было мне осознавать, что еще один любимый и дорогой человек покидает меня. Я был практически на вершине мира, добившись высокой цели — и оказалось, что здесь дуют злые, пронизывающие ветра одиночества.
Когда я задумчиво шёл к выходу из покоев императрицы, ко мне вновь подбежала Светлана. Присев в изящном реверансе, она глазами указала на неприметный уголок в углу комнаты. Отойдя с ней туда, я внимательно посмотрел на неё.
— Ваше Высочество! Алексей… Императрица приняла такое решение… А мы? А я??? Как же мне быть? Я не хочу хоронить себя заживо! Я слишком молода и красива, у меня еще все впереди! Но и возвращаться в провинцию — для меня это смерти подобно! Я не вынесу той размеренной, тоскливой жизни! Как… как в болоте, право слово!
Девушка испуганно и жалко покусывала губы, в её глазах стояли слезы. Я видел, что она дошла до крайней степени отчаяния. И кто мог знать, на что она пойдет, лишь бы остаться при дворе? Еще станет содержанкой какого-нибудь мерзавца, что пускает слюни на её аппетитную фигурку… Такого я точно допустить не мог!
— Успокойся, милая. Не нужно тебе в монастырь, ты там собьешь с пути истинного всех монашек… Пожалей несчастных! И провинция не для тебя, ты права! Думаю, я смогу устроить тебя в свиту моей будущей супруги, леди Маргарет…
Светлана просияла, захлопала в ладоши. Потом, лукаво потупив глазки, нежным голоском пропела:
— И как я могу отблагодарить вас, Алексей Александрович? Может, мы сможем обсудить это, скажем, сегодня ночью?
Я задумался. Ночь перед коронацией полагалось проводить в размышлениях о высоком, с молитвами о том, чтобы даровалось свыше благословение на правление… Передернувшись от таких перспектив, я отчаянно решил, что самое главное для императора — хранить душевное спокойствие… А что может лучше успокоить, чем ощущение теплого женского тела под рукой?
Посмотрев на хитрую фрейлину, я согласно кивнул, отметив, как радостно блеснули её глаза. |