* * *

Заложив руки за спину, император и самодержец Всероссийский задумчиво смотрел в широкое панорамное окно кабинета, выходящее на Дворцовую набережную. Казалось бы, мятеж подавлен, в пределах всей обширной территории Российской империи воцарилось относительное спокойствие. Но… Покачав головой в унисон своим мыслям, Александр 1 нахмурился. Не все так просто, как кажется. Слишком неожиданным было это восстание финского княжеского рода, не сумели вовремя просчитать. По донесениям местных лазутчиков, вся эта смута явственно отбрасывает английские тени… Но для чего понадобилось подстрекать финнов к мятежу? Было ли это отвлекающим маневром или прикрытием иных, куда более серьезных намерений?

Неожиданная развязка восстания оставила висеть эти вопросы в воздухе. Если бы зачинщиков мятежа сумели взять живыми, дознаватели Тайной канцелярии добыли бы интересующие империю сведения старыми проверенными способами. А так… Английских дипломатов без серьезных доказательств к стенке не припрешь, хотя, глядя в наглые белесые глаза посла, императору не раз хотелось лично схватить его за грудки и вытрясти правду! А приходилось учтиво улыбаться и говорить любезности…

Оставался крошечный шанс на то, что хоть какие-то сведения можно будет получить от привезённой Громовым Анникке Торвигг. Но лекари, осмотрев женщину, пришли к неутешительным выводам. Состояние её психического здоровья оставляло желать лучшего. Она не реагировала на любые раздражители, не отвечала на вопросы, обходилась без пищи, пока её не начали кормить насильно, с ложечки… И единственное, что вызвало с её стороны хоть какой-то проблеск чувств — попытки прослушать сердцебиение плода… Девушка прикрывала руками живот, больше инстинктивно, чем разумно, оберегая нерожденное дитя. По итогу, лекари пришли к выводу, что вывести её из этого состояния могут роды. Увидев долгожданного сына, взяв его впервые на руки, женщина получит такую эмоциональную встряску, что придет в себя.

Что произойдет дальше, как потом придется поступить с наследником мятежного рода Торвиггов — император малодушно не признавался даже себе.

— Подумаем об этом, когда придет время, — решил он для себя.

— Алексаша! — услышал он взволнованный голос супруги, Софьи Андреевны. Словно маленький очаровательный вихрь, она ворвалась в кабинет мужа, схватила его за руки и заплаканными глазами требовательно уставилась на него.

— Пойми, так нельзя! Она такая… Ты должен, ты обязан позволить мне помочь этой несчастной!

Осторожно высвободив руки из её хватки, он приобнял жену за плечи.

— В чем дело, душа моя, кто тебя так расстроил? В твоем положении так волноваться категорически нельзя.

Он с любовью и тревогой положил руку на живот Софьи. Четвёртая по счёту беременность давалась жене нелегко, утренняя тошнота довела её до истощенной прозрачности, постоянные боли не давали толком высыпаться, и даже лекари только разводили руками…

— Алексаша, ты понимаешь, эта бедная девушка в тягости, я так её понимаю, а её никак не оставят в покое… Милый, милый, ну позволь мне помочь ей, я поселю её рядом со своими покоями, мне так будет спокойнее… Она такая несчастная, у меня душа болит, ну как же так, Алексаша?…

Софья с отчаянной надеждой то хватала мужа за руки, то теребила золотую пуговицу его мундира, прижимаясь к нему всем телом… Александр с отчаянием понял, что речь идет о жене мятежного князя. Отказать сейчас — рисковать здоровьем супруги. Да и кто знает, может, участие и понимание — это те факторы, что поспособствуют выздоровлению пленницы?

— Хорошо, Софья, я распоряжусь… Но не забывай о собственном здоровье, не усердствуй.