Снова капли молока на языке. Теперь в желудке уже не было спазмов.

Неясные очертания деревни. Значит, они наконец-то спустились вниз. Она слышала разговоры о поездке, предстоящей на следующий день…

«Поездка в карете займет слишком много времени, — сказал доктор. — Нужно спешить!»

Она услышала слово «дрезина», не понимая, что оно означает.

Ее осторожно перенесли в другую повозку. Рядом с ней сел человек в униформе.

Все, в том числе и дети, пожелали ей счастливого пути. Марит через силу улыбнулась им и еле слышно поблагодарила.

Доктор что-то дал детям. Каждому — значительную сумму денег! Должно быть, он богат!

Так оно и было. Кристоффер Вольден был очень состоятельным человеком. И этот факт Лиза-Мерета не упускала из внимания.

Доктор тоже должен был ехать в этой странной повозке. Как чудесно! Теперь Марит была в безопасности. Ее корзинку и его багаж тоже погрузили, и он сказал, что уезжает из деревни.

Когда дрезина тронулась, Марит страшно перепугалась. Как быстро она неслась! И какой ровной была дорога! Впрочем, через равные промежутки времени она слегка сотрясалась — щелк, щелк! — и каждый такой щелчок болью отдавался в ее теле. Человек в униформе двигал рычаг — туда и обратно.

Значит, это и есть поезд? Нет, она однажды издалека видела поезд. Эта повозка была намного меньше и совершенно открыта.

Было уже совсем темно, но впереди повозки висел фонарь.

Она замерзла от такой быстрой езды. Доктор снял с себя куртку и укрыл ею жалкое, истощенное тело женщины. Край куртки надавил на правый бок, она вскрикнула.

— Больше всего болит справа, не так ли? — спросил доктор.

— Да, — прошептала она.

— Это хорошо.

Несмотря на то, что отец запрещал ей задавать какие-либо вопросы, она не удержалась и через силу произнесла:

— Что же в этом хорошего?

— Если бы ты чувствовала одинаковую боль по всему животу, это означало бы, что слепая кишка лопнула.

Она задумалась над его словами. Стала припоминать, не болел ли у нее весь живот. Нет, этого не было.

Казалось, к ней стали возвращаться силы, молоко пошло на пользу.

— Это наказание Господнее, — внезапно произнесла она.

Кристоффер вздрогнул от ее неожиданных слов.

— Чепуха, — сказал он. — За что ты должна была быть наказана?

— Я не любила отца. Лучше уж мне сейчас облегчить свою совесть, раз уж мне предстоит оказаться лицом к лицу со Всевышним.

— Если бы ты знала, сколько людей терпеть не могут кого-то из своих родителей, а то и обоих сразу, или не могут прийти с ними к общему согласию, ты бы так не говорила. Наверняка у тебя были причины относиться так к нему.

Она ощутила новый приступ боли. Она ощупью нашла его руку, как делала это уже много раз во время спуска с холма. Рука была всегда рядом.

На этот раз тоже. Это дало ей новые силы.

— Он не был добр к тебе? — спросил доктор.

— Я была не такой усердной, поэтому он иногда сердился на меня, — как бы извиняясь, ответила она.

— Могу себе представить… Значит, он не был добр к тебе.

— Не был… — с глубоким вздохом произнесла Марит. — Он… он любил мучить меня. Он делал все то, что мне не нравилось. Бил собаку. Запирал меня в доме. Дразнил меня уродиной. Говорил, что я дура.

Эта неожиданная тирада отняла у нее все силы.