– …какова цель криминального расследования? Вы думаете, чтобы изловить преступника и наказать его? Ах, если бы все было так просто! Поймать – наказать. Поймать – наказать… Увы, увы, увы! Наказание – не удовлетворение оскорбленного самолюбия. Не ответная реакция «око за око». Это единственный способ сохранения нашего бытия, гармонии и равновесия, той самой спирали ДНК, того самого Лаокоона. Оторви от него змия – и не станет Лаокоона. Вы думаете, мир, в котором царило бы только добро, возможен? Утопия! Бессмыслица! Такой мир перевернулся бы на бок, как неправильно загруженный корабль…

Весьма приличный концерт для тех, кто хочет после него заснуть быстро и крепко. Я остановил запись, сварил себе двойной кофе и вернулся в кресло. Алексей ходил по сцене, размахивал руками, изображал Лаокоона, борющегося со змием. Я постукивал карандашом по чистому листу бумаги, на котором собирался записывать подозрительные фразы.

– …сколько мрачных, уголовных личностей прошло мимо меня! Но каждый из них – незаменимое звено единой цепи, сотовая ячейка единого улья, кубик в сложной пирамиде нравственной гармонии. Вынь его – и все сразу рухнет! Не будет зла – не будет и его оборотной стороны, то есть добра! Истинный криминальный сыск не способен существовать в прокрустовом ложе академических схем и методов. Он подобен вольной птице… Это высшая степень творчества, доступного лишь носителям величайшего божьего дара, той искры, которая зажигает удивительные способности просчитывать ходы и распутывать сложнейшие комбинации злодеев!

Кажется, я зря потратил тысячу долларов. Пусто. Не за что зацепиться. От этой вдохновенной речи разве что спать хочется или уйти из зала в пивной бар. Но убивать? За что? Разве есть в этой вертлявой комбинации слов какой-то угрожающий смысл? Я поднялся с кресла и принялся ходить по комнате.

– …кто мы, люди? Сосуды с адским коктейлем! Как только наши души выдерживают эту нескончаемую битву антагонизмов, которые сидят в нас? Как нас не разрывает от противоречий, сила которых подобна энергии ядерного реактора? Каждый – и преступник, и сыщик, и судья. И только этот динамический баланс делает нас людьми. Сегодня кто-то из нас темнее ночи, он обуреваем жаждой наживы, и его флюид разверзает над ним небо, и льется обжигающий золотой дождь. А завтра он – сыщик, он уже с другой стороны баррикады, и нисходит с него жесткая справедливость и рабская верность закону. И разве можем мы судить его за двуличие…

Опять про флюиды! Я посмотрел на старую репродукцию картины Айвазовского в дешевой рамке, пожелтевшую, выцветшую от времени. Снял ее, сдул пыль, посмотрел на оборотную сторону – нет ли там какой-нибудь другой картины, находящейся в противоречии с морским пейзажем Айвазовского? Увы, нет. На серой картонке только многочисленные автографы моих постояльцев. «Всем привет! Купайтесь, загорайте, радуйтесь жизни! Влад, Лиса и Женечка. 12.07.98 г.». Подумать только – девяносто восьмой год! «Братва! Самый дешевый портвейн в ларьке на Красноармейской, у пруда. Рекомендуем! Зяблик и Вован». «Мы тут отдыхали! Полный отпад! Калмыков И.Н. и Сенька Башмак»…

Я вернулся к телевизору. Алексей, продолжая поносить словами, ходил взад-вперед по сцене и показывал, как в нем борются добро и зло, как они дерутся друг с другом, одерживают короткие победы и тотчас проигрывают.

– …смерть не приносит облегчения. Чистилище и Страшный суд – не это ли техосмотр наших главных деталей, добра и зла? Страшна вовсе не смерть.