Опомнившись, бросился в огонь, но его удержали подоспевшие оперативника. Крики мучениц смолкли, на подворье властвовал огонь.

Никто не прибежал из соседних изб, никто не бросился на подмогу к пострадавшему соседу. Одно это настораживает – в тайге бытуют другие законы, один из которых – не оставляй человека в беде…

Видимо, поселковых жителей сдержал налет милиции. Значит есть причина её опасаться, не мешает позже поковыряться в дедах и внуках.

– Знаю, чьих рук злодейство! – дико заорал, Семен, оглядываясь в поисках какого нибудь оружия. – Ну, гляди, Артюха, достану тебя! На том ли свете, на этом, но достану! Жилы на кулак намотаю!

– А кто такой Артюха? – как можно тише спросил Салов.

Семен услышал. Повернул к майору искаженнное страданиями лицо.

– Спрашивай, начальник. Клянусь, все скажу…

– Завтра спрошу. В Кокошино…

Допрос «по горячим следам», по мнению Салова, применим далеко не всегда. Сейчас – даже вреден. Потрясенному гибелью жены и дочерей Семену лучше дать время прийти в себя, ещё больше ожесточиться против «злодея». Вот тогда он откроется следователю полностью. И его показаниям можно поверить, ибо они будут продиктованы не чувством безоглядной мести, а той же местью, но лишенной лишних эмоций.

Но от одного вопроса Салов все же не удержался, ибо этот вопрос вот уже три дня сидел в нем ноющим нарывом.

– Слышал что нибудь о похишенной бандитами женщине? – и тихо, едва слышно, добавил. – Моя жена…

Таежник с удивлением посмотрел на майора, помотал кудлатой головой. О каких женах бабах спрашивают, когда вся его семья сгорела в огне?

Но все таки ответил. Негромко, с достоинством.

– Нет, паря, не видел и не слыхал…

Поместив расколовшегося бандита в камеру, откуда он был на время взят, Салов распорядился не запирать Семена в обез»янник – содержать его в отдельной комнате под неослабным надзором. Побега таежника он не боялся – опасался, как бы тот ничего не сотворил с собой.

Часа в два ночи, усталый до невозможности, в пудовых сапожищах, покрытых липучей грязью, майор ввалился в свою квартиру.

На кухне сидел молодой мужчина. Оживленная, раскрасневшаяся Таня металась от плиты к столу, подкладывая оголодавшему мужику все новые и новые тарелки и тарелочки, подливая в расписную чашку ароматный чай. Старалась прикоснуться к мужчине, будто случайно, огладить его широкие плечи.

Увидев хозяина, человек поднялся, приветливо протянул руку.

– Извините за вторжение. Я – от Аркадия Николаевича Ступина… Панкратов…

Глава 19

Светка Давалка под угрозой ножа все поведала парням, но не сказала ни слова правды. Ибо в память кудрявой девицы накрепко врезались угрозы плешивого помощника Гаревича. Тот подробно изложил проститутке, что с ней сделают, как разрисуют бритвой лицо, в каких местах переломают руки и ноги, куда засунут горлышко бутылки…

Что перед этим примитивное размахивание ножом и змеиное шипение двух парней?

– Мужик, которого пасу – скокарь, – вдохновенно фантазировала она, игриво переводя невинные глазки с одного парня на другого. – Жиган лимон, не какой то дранный фрайер. Чемоданчик его видели?

Огорошенныве неожиданными вестями парни дружно кивнули: да, видели.

– Под завязку набит капустой. Баксами.

– Откуда известно? – недоверчиво спросил Размазня. – Или – щупала?

– Сам открывал, когда расплачивался. Я в долги не верю, без аванса под клиента не ложусь, вот и потребовала. Сначала скокарь не хотел, завел базар: после получишь, ложись, шкура. Ну, а я показываю свои фуфеля, но не допускаю к ним.