Фортепьяно, как и любой другой музыкальный инструмент, для Бруклин — за пределами возможного. У неё напрочь отсутствует как слух, так и умение вложить чувства в свою игру. В пятом классе мистер Даркин отобрал у неё флейту и под радостный смех учеников переломил пластмассовый инструмент пополам со словами: «Испытываю непреодолимую потребность избавить беднягу от страданий».

Но Рису Даркин любит. Её отобрали для обучения музыке, тогда как Бруклин зашвырнули в толпу ребят, предназначенных для «физического усовершенствования». Другими словами, её мозг сбросили со счетов и постановили развивать мускулатуру, определив для неё карьеру военного бёфа. Не то чтобы Бруклин возражала. Ей нравится спорт, силовые тренировки, она отлично стреляет. Но одна только мысль, что Риса хоть в чём-то лучше, приводит её в ярость.

Окажись на месте Рисы любой другой, Бруклин, наверно, смирилась бы. Но с Рисой у них особая история. Она началась, когда обе ещё лежали в колыбели, а семь лет спустя вылилась в открытый конфликт. Возможно, все про это забыли, включая Рису, но Бруклин не из тех, кто прощает обиды, какими бы давними они ни были.

И всё-таки несмотря ни на что она наслаждается игрой своего врага. Оставив дверь приоткрытой, она позволяет себе послушать ещё несколько минут, злорадствуя каждый раз, когда музыкантша запинается или пропускает ноту. Приятно знать, что мисс Совершенство вовсе не так уж совершенна.

Риса завершает пьесу и приступает к монотонным гаммам. Концерт окончен, и Бруклин отправляется к лестнице, ведущей на этаж, где располагается контора. В воскресенье директор не сидит в кабинете, так что время для проникновения удачное. Информация — наше всё. Бруклин узнала это на уроках по электронной войне. Впрочем, сама она для сбора разведданных к электронике не прибегает, использует старые добрые методы: просмотреть папки, обшарить стол в поисках полезной информации.

Заслышав громкие голоса, она замирает на лестнице. Удачно, что она не успела открыть дверь в холл — та страшно скрипит, да ещё расположена прямо напротив директорского кабинета. Лазутчица осторожно приоткрывает створку — так же, как открывала дверь музыкальной комнаты, чтобы насладиться игрой Рисы. Только теперь она услышит далеко не сонату.

— Больше никаких отсрочек, Маршалл, — произносит директор Томас. — Ориентировочный список нужен мне сегодня. Даю вам время до половины пятого на подсчёт предварительных оценок. И завтра жду от вас окончательный отчёт в течение часа после тестирования.

Бруклин задерживает дыхание. Учительское собрание в воскресенье? Даже внезапные правительственные проверки устраивают только по будням. Её охватывает дрожь, и не только из-за сквозняка. Приют управляется жёстко, всё строго по расписанию. Малейшие отклонения — как пронзительный сигнал тревоги.

— Я хочу, чтобы до ужина все находящиеся в вашем ведении дети были проранжированы. Только четвёртый и пятый этажи. Есть вопросы?

Продолжения Бруклин решает не ждать. В любой момент кто-нибудь может выйти на лестницу и поймать шпионку. Она осторожно прикрывает дверь, голоса звучат тише.

Вся дрожа, он взбегает по лестнице и врывается в комнату, где обитает её тринадцатилетний напарник. Хотя гостья падает на кровать, хозяин не реагирует. Тор нависает над клавиатурой, уткнувшись носом в экран. Комнатушка не больше чулана, но всё-таки это своё, отдельное помещение. У защищённой группы есть свои преимущества.

Ожидая, пока приятель заметит её присутствие, Бруклин разглядывает полки, забитые просроченными библиотечными книгами, корзину, набитую грязным бельём, недоеденный сэндвич на прикроватной тумбочке. Единственное украшение — ржавый молоток, украденный из набора ручных инструментов.