— Может, ты все же выслушаешь меня?

— О, конечно, ты мне все объяснишь, в противном случае я вытащу из тебя слова клещами.

Анни покачала головой.

— Нет, я сама хочу тебе все рассказать. Я все эти годы хотела тебе сказать, но я… Ты ведь помнишь мою матушку? У нас в доме не было телефона. Ты же сам велел мне, чтобы я обо всем, что мне понадобится, говорила Майку, потому что ты будешь звонить домой, как только представится возможность. Как только я почувствовала, что беременна, я попросила Майка, чтобы он сообщил тебе при следующем твоем звонке.

Ярость в груди Харпера превратилась в обжигающую холодом глыбу льда.

— Когда? Когда ты сказала ему?

— Примерно в середине августа. Я не была окончательно уверена, но я надеялась, что ты захочешь знать это.

Боль нарастала.

— Он никогда не говорил мне об этом, — пробормотал Харпер.

— Я знаю, — устало ответила она. — По крайней мере, сейчас. В то время… Он говорил… он сказал, чтобы я сообщила ему, когда буду уверена. Что ты не станешь и думать об этом, пока все не будет известно точно.

Первым порывом Харпера было возразить, встать на защиту Майка. Его собственный брат никогда не стал бы играть в такие игры. И с такими важными вещами. Он хорошо помнил, что Майк никогда не упоминал о беременности Анни. Но в глубине души Харпер знал, что Майк был абсолютно способен сказать все, что ему только взбредет в голову. И все же Анни могла бы верить ему, Харперу, немного больше.

— И ты сразу решила, что он говорит правду?

— Я не знала, где правда. Я была перепугана, очень плохо себя чувствовала, у меня умерла тетка, мама начала строить планы по поводу нашего переезда. Мы ведь только из-за тетки три года оставались в Кроу-Крик. Мы с мамой никогда нигде так подолгу не задерживались. Это было первое место, которое я в самом деле начала считать своим домом. Я не хотела уезжать. Но я не знала, что мне делать. В сентябре, когда я окончательно поняла, что беременна, я сказала об этом Майку.

— И?

Анни потерла подбородок.

— Неделей позже он пришел ко мне и сказал, что ты рассмеялся при сообщении о моей беременности.

— Что я, что?

— Он сказал, что ты был очень возмущен и что у тебя, мол, и без того забот хватает. Он сказал, что женщины без конца вешаются тебе на шею и ты еще не скоро вернешься домой.

Некоторое время Харпер мог только стоять разинув рот, когда же дар речи вернулся к нему, голос его был хриплым от волнения:

— И ты поверила ему?

— Не сразу, — голос ее прервался. Она сделала паузу и затем заговорила вновь. — Но я была так напугана. Я еще в детстве дала себе слово, что не стану воспитывать своего ребенка так, как моя мать воспитывала меня. Я хотела, чтобы у моего ребенка был дом, постоянный дом, и отец. И любящая мать. А от тебя — ни звонка, ни письма, ни даже почтовой открытки…

— Я писал несколько раз. Ты мне не отвечала.

Анни отвернулась.

— Уже позже… гораздо позже я обнаружила, что Майк прятал твои письма. Я ни одного письма так и не получила. — Она покачала головой. — И я поверила, что тебе все равно. Майк играл именно на этом. Ты знаешь, он был мастак на разные уловки. Ваш отец как-то сказал, что он способен провести самого дьявола. Харпер тихо выругался.

— Я была… слишком уязвима. Ты не приезжал домой, было уже почти Рождество, а Майк сказал, что ты смеялся надо мной и моим ребенком. Я не знала, что мне делать. Он сказал, что умолял тебя позвонить домой в назначенное время, чтобы я смогла прийти и поговорить с тобой, но ты заявил, что не стоит этого делать.