В его глазах светился вопрос, ответить на который могла только она. Мэри Фрэнсис задрожала всем телом. Она протянула ему сложенные вместе руки.

– Сделай это сразу. Я не доверяю себе.

Уэбб наклонился за жгутом, а Мэри Фрэнсис вспомнила другое время и другое место, когда она вот так же протянула руки и поняла, что этот жест всего лишь подготовка. Вся ее жизнь была подготовкой к этому мгновению. Она еще не испытывала то, что требовалось от нее сейчас. Она никому никогда полностью не доверялась, и ничему не была предана всем сердцем.

Это было связано с огромным риском, правда, сейчас она не могла вспомнить почему. Но это уже не важно. Сейчас важно одно: она готова пойти на риск, здесь, сейчас, с Уэббом.

Глава 25

«Все это я делаю ради любви». Мэри Фрэнсис не знала, от чего у нее в горле комок: от слез или смеха. Она напоминала себе цветок, подхваченный ураганом. Дрожь не проходила. Мэри Фрэнсис не представляла, что может быть хуже, а он ведь еще даже не коснулся ее, только опять надел на нее свою шелковую рубашку. Затем Уэбб уложил ее на кровать, связал запястья и привязал их к изголовью, а потом, по ее просьбе, привязал и ноги.

Она попросила Уэбба привязать ее покрепче, так как с доверием и преданностью у нее обстояло не очень хорошо. Он пообещал выполнить просьбу, но Мэри Фрэнсис была не в состоянии отличить нежные касания его рук от шелковистых ласк жгутов. Она едва дышала и почти не чувствовала, что привязана, быть может, потому, что очень старалась лежать неподвижно.

– Ты крепко меня связал? – спросила она, когда он закончил. – Я не смогу вырваться?

– Вырваться? – Он опустился рядом с ней на кровать и коснулся ее дрожащих губ с такой нежностью, что она едва не расплакалась. – Просто лежи спокойно, доверься мне.

– Я хочу, – прошептала она.

– Знаю, что хочешь. – Он продолжал успокаивать ее. – Но кокая-то часть твоего сознания никак не сдается. Поэтому нам придется незаметно прошмыгнуть мимо нее. Применим военную тактику.

Эта тактика включала и кинжал, кончик которого он покрыл «Цин Куэем». Мэри Фрэнсис наблюдала за ним. Когда через несколько мгновений он повернулся к ней с кинжалом в руке, она начала понимать, что поставлено на карту. Она еще не забыла, как мало понадобилось снадобья, чтобы Уэбб едва не умер. Речь шла уже не о том, может ли она доверить ему свою девственность, – речь шла о ее жизни.

– Не двигайся, – сказал он, убирая пряди волос с ее лица. – Ты должна лежать совершенно спокойно, нельзя даже дрожать. Иначе моя рука может дрогнуть… а я этого не хочу.

– Постой. – Она почувствовала жгуты, но даже не поняла, что пытается освободиться, однако Уэбб привязал ее так надежно, что она была не в состоянии пошевелиться. – Ты собираешься воспользоваться кинжалом, чтобы ввести мне «Цин Куэй»?

– У меня нет выбора, любовь моя. Все, что превышает размеры кончика этого кинжала, ввело бы слишком много препарата. Ты в полной безопасности, обещаю, только не двигайся. – Он отложил в сторону кинжал, чтобы дать ей немного времени успокоиться. Прикосновения его были по-прежнему нежны. Глаза тоже излучали нежность. Они были прекрасны. Два серебристо-голубых колодца. – А теперь закрой глаза, я хочу тебя поцеловать. Я начну действовать, только когда ты будешь готова. Кто-то однажды сказал, что масло, вылитое на огонь в большом количестве, гасит пламя, но то же масло, капающее в огонь капля за каплей, разжигает его. Вот так и мы будем действовать, капля за каплей.

Губы ее дрогнули и сомкнулись, отчасти по ее воле, отчасти потому, что стали восхитительно тяжелыми.

«Интересно, – подумала она, – это из-за „Ангельской воды“ или из-за благовоний?»

Он убрал с ее лица последние пряди, и Мэри Фрэнсис, издав сладостный вздох, подставила лицо тяжелому дождю его пальцев.