|
Руперт Ванаблес снова должен показать чудеса скоростной реакции. У меня даже было время оглядеться. В зеркалах на потолке я заметил, что регистраторша Одиль сидит на своем месте. В воскресенье!!! Они ее эксплуатируют. Но независимо от того, что там предполагал Белый Нут, было в этом что-то трудноразличимое для неопытного человека. Я понял, что еще что-то упустил, и должен прямо сейчас понять, что именно . Думаю, я не мешкал ни секунды. Просто кинулся к нему вниз по лестнице. Он попытался открыть портал, но было слишком поздно. Я поймал его как раз в тот момент, когда он обеими руками раздвигал переход в другой мир. Он заорал от злости и попытался снова открыть переход. Я был прав. Он снова использовал жерло вулкана. Между нами вспыхнул огонь, и зеркала на потолке мигом закоптились. Мы висели над вулканом несколько секунд, в то время как узел силы безумствовал вокруг нас. Я пытался сделать три дела одновременно: открыть другой переход, поймать Белого Нута за руку, и одновременно не зажариться заживо. Вокруг меня словно на карусели бешено крутился холл гостиницы, пальмы в жестяных банках, стеклянные двери, стол с Одиль, которая слишком испугалась и даже кричать не могла. Но больше всего я ощущал Белого Нута, с его оплывшим лицом и бородой, с его ненавистью и презрением. Он ненавидел магидов как данность, мне это было совершенно ясно. Но он так же ненавидел лично меня, не только потому, что я все время мешал ему – просто сам факт моего существования был ему ненавистен. И я ненавидел его так же сильно. Я понял, что презираю его мелодраматические колдовские уроки и дурацкую одежду. Я злился так сильно, как никогда в жизни. Этот кошмарный человек с его сумасшедшими параноидальными планами, скорее всего, расщепил Мари. Он пытался стрелять в кентавров, один из которых был его родным сыном. Он убил троих ни в чем не повинных детей. Я хотел расщепить его. Я желал этого так сильно, и у меня не было запретов на то, чтобы расщепить его, магиды в этом не ограничены. Он отпрянул от меня в измерении холла гостиницы и ударил по мне чарами способными вызвать рак. Пропуская их мимо себя, я вдруг понял еще кое-что и подумал: так это ты заколдовал таким образом Дерека Мэллори, верно? И гнев мой вырос просто до небес.
Я послал в него боль, по-настоящему сильную боль, такую, что он завизжал и замер посреди холла. Все кругом остановилось, и замороженный болью Белый Нут болтался в центре. Я должен был немедленно все исправить. Прежде всего, переход – его щель дымилась в центре холла. Я запечатал его намертво. Счистил сажу с верхних зеркал. Восстановил расплавленное мраморное покрытие на полу. Одна из пальм, притворявшихся консервами, упала на пол. Я поднял ее. Потом повернулся к бедняжке Одиль. Он тоже замерла под моими чарами. Я освободил ее и понял, что она решила будто я сумасшедший. – Потерпите еще немного, я должен наложить заклятие на этого человека. Тогда все будет закончено. – Предъявите менеджеру гостиницы ваши жалобы, – ответила она. Я перестал обращать на нее внимание и сосредоточился на Белом Нуте. Проблема заклятий в том, что налагать их надо громко, чтобы тот, кого заклинают, отчетливо слышал их. Навряд я успею еще где-то заловить Белого Нута и продиктовать ему все, так что заклинать придется прямо здесь, перед этой девушкой. Ну и ладно. Потом подумаю, что она поймет из этого. Я слегка ослабил заморозку Белого Нута, разместил его вертикально и убедился, что он слышит меня. Тогда я начал говорить: – Белый Нут, я тем самым налагаю на вас заклятие . Вы никогда не сможете использовать волшебство, чтобы повлиять на людей или вещи, живые или неживые, мертвые, а так же на целые миры и государства. С этого времени до конца вашей жизни волшебство будет вам неподвластно, как нам неподвластно движение солнца. И любая попытка колдовать станет причиной вашей немедленной смерти. И если вы будете призывать волшебство терновой богини или любого другого божества, мое заклятие так же убьет вас. |
