- Безусловно, - сказал адвокат, - пришлось радикально пересмотреть существовавшее до изобретения хроноскопа уголовное законодательство. Но зато теперь на Когоа не существует преступности.

Из всего рассказа штурман Кошкин понял только, что одна половина когоанского общества очень надежно изолировала от себя свою вторую половину.

- Ладно, - сказал штурман утомленным голосом. - Все ясно, все прекрасно. Так что же мы такого совершили... в смысле, совершим? Хотелось бы узнать. Быть, так сказать, в курсе.

Адвокат извлек из внутреннего кармана мундира черный, с блестящей пуговицей в уголке носовой платок и оглушительно высморкался.

- Нельзя.

- Как? - Кошкин опешил. - Почему?

- Видите ли, - спрятал носовой платок адвокат, - статья уголовного кодекса, по которой выносится приговор, равно как и сам вынесенный приговор, хранятся в глубочайшей тайне.

Далее адвокат поведал остолбеневшему экипажу "Искателя", почему именно ни статьи обвинения, ни приговора никто никогда не узнает.

- В этом и состоит основное отличие нынешних процессуальных норм от прежних. Если преступник узнает, какое преступление он мог совершить в будущем, мысль об этом западет ему в голову, и решение суда окажется своеобразным стимулом зарождения преступного замысла. А ведь именно ради пресечения этого замысла и выносится приговор.

У Кошкина голова шла кругом.

- А почему же нам не сообщают, какому наказанию нас решили подвергнуть? - поинтересовался Альварец.

- По той же причине. Зная меру наказания, преступник может, соотнеся ее с прежним уголовным законодательством и сообразуясь со своими наклонностями, установить, какое преступление ему инкриминируется. Следовательно, решение суда окажется... Впрочем, об этом я уже говорил.

- К-капитан, - вдруг начал заикаться Кошкин. - Ты не находишь, что эта к-камера похожа на к-камеру с-смертника?

- Смертная казнь на Когоа отменена. Мне пора, - адвокат подошел к двери. - Если я вам понадоблюсь, нажмите кнопку. Вот здесь, у двери. В любое время, но лучше днем.

Альварец и Кошкин снова остались одни. Кошкин посмотрел на капитана. На капитана было жалко смотреть. Альварец посмотрел на штурмана. На штурмана было жалко смотреть.

- Ты что-нибудь понял? - спросил Альварец.

- Понял, - ответил Кошкин.

- Что ты понял?

- Нам отсюда не выбраться.

- Почему?

- Потому что, если мы выйдем, значит, мы отсидим здесь вполне определенный срок. Так?

- Так, - согласился Альварец. - Ну и что?

- Мы, когда выйдем, этот срок знать будем. Так?

- Так, - снова согласился Альварец.

- Значит, мы, рассуждая теоретически, сможем установить, какое именно преступление нам инкриминировалось... инкрими... Короче говоря, будет инкриминироваться... Так?

И с этим Альварец согласился. Он только спросил:

- А на кой черт нам это устанавливать?

- Ты погоди, - Кошкин мотнул головой. - Дай договорить.

- Валяй.

- Следовательно, освобождение осужденного, опять-таки, может способствовать возникновению в голове преступника... Ну, это он нам уже объяснял. Следовательно, мы будем сидеть здесь... - штурман не договорил и обреченно махнул рукой. - Понял, рецидивист?

- Между прочим, рецидивистов здесь тоже быть не может, - угрюмо поправил Альварец. - Как можно повторно совершить преступление, если и первый раз не успел подумать, как тут же загремел.