|
- Да, Александр Иванович, это тот самый Курлов. Мне стыдно говорить об этом, но врать не смею... - А вас куда? И вовсе отправили на пенсию? - Хуже. - Герасимов грустно усмехнулся. - Меня повысили, Александр Иванович... - И кто же вы теперь? - Генерал для особых поручений при Столыпине. - Ничего не понимаю! - Петров нервически рассмеялся. - Так это же хорошо! При Столыпине, как его непосредственный помощник, вы куда как больше можете сделать! - Это вам кажется, Александр Иванович, - возразил Герасимов, кожей почувствовав, что пора начинать работу. - Это кажется любому нормальному человеку, далекому тайн нашей бюрократии. Отныне я лишен права встречаться с моими друзьями... Вроде вас... С патриотами нашей национальной, государственной идеи... С вами теперь должен встречаться тот, кого назначит Курлов. Сам он такого рода встречами брезгует, видите ли... - То есть как это?! - А очень просто! Всякий, кто когда-то был с бомбистами, а потом, поняв гибельность крови для родины, решил стать на путь эволюционной борьбы за обновление, - для него палач и христопродавец. Вот так-то. Лучше уезжайте за границу, Александр Иванович... У меня остались подотчетных две тысячи, возьмите их, приведите себя в порядок, вы издергались совсем, и устраивайте-ка свою жизнь подальше от наших держиморд... - Сдаться?! - Петров снова наткнулся на что-то невидимое. - После всего того, что пришлось пережить? Да вы что?! Как можете говорить такое?! - А что же, врать вам прикажете?! - Герасимов вел свою партию точно, ощущая, как каждое слово, любая интонация ложатся в душу Петрова. - Я вас пригласил к сотрудничеству, я обрек вас на муки, я не смею рисковать вами - и так слишком горька ваша чаша! - Нет, нет, нет! - Петров затряс головой, губы снова поползли влево, уродуя красивое, одухотворенное лицо. - Это все ерунда собачья! Бред и вздор! Я сам пришел к вам. Я знал, на что иду! Я пришел, чтобы бороться с жестокостью и развратом. Но я не различаю Курлова и Савинкова, они мазаны одним миром! Вот оно, подумал Герасимов, ощутив огромную усталость, руки и ноги сделались мягкими, словно при сердечном приступе, вот она, победа, венец задумки, то, что и требовалось доказать. ...Уговорились, что Петров с Бартольдом отправятся в Париж через два дня; переход границы Герасимов страхует своими прежними связями, - в этом смысле страшиться нечего, "но опасайтесь Бурцева, прежде всего этого человека опасайтесь, Александр Иванович. Он берет под рентген-лучи каждого, кто бежит из каторжных централов. Говорят, он даже Савинкова допрашивал о его спасении из севастопольской тюрьмы, что случилось за пять часов перед повешением, - слишком уж неправдоподобно. |
