Изменить размер шрифта - +
.. Право, не оттого, что я  боюсь  бойкота
моей  лавки; я попросту  обязан это сделать.  -  Он  брезгливо выдернул свою
сухую руку  из толстых пальцев приказчика. - Однако полагаю, вас огорчил  не
только безнравственный отказ этого человека... Я допускаю, что он,  - старик
кивнул на приказчика, по-прежнему стоявшего на коленях, - вполне мог сказать
нечто, задевшее ваши национальные чувства, не правда ли?
     -  Верно, -  согласился  Дзержинский. - Тогда отчего же,  зная это,  вы
держите такого служащего?
     - Присоветуйте  другого, на  тот же  оклад  содержания - буду  премного
благодарен...
     -  Иван Яковлевич, отец родимый,  - взмолился приказчик, - простите  за
ради Христа темного сироту! Все ж про поляков так говорят, ну, я и повторил,
винюся, не лишайте места!
     -  А кто  это "все"? - поинтересовался Дзержинский. - В "Союзе  Русских
людей" состоите? Сходки посещаете?
     - Так ведь они за успокоение говорят! Чтоб смута поскорей кончилась!
     - Боже мой,  боже мой, - вздохнул старик, начав затачивать карандаши, -
какой  это  ужас,  милостивый  государь  темнота   и  доверчивая   тупость..
Неграмотные, но  добрые по своей сути люди повторяют все, что им вдалбливают
одержимые фанатики... Судить надо не  его, а тех образованных,  казалось бы,
господ,  которые  учат  их мерзости:  "Во всех  наших  горестях виноват  кто
угодно, только  не мы,  русские." А ведь мы  кругом  виноваты!  Мы!  "Страна
рабов, страна господ". Ах, было б поболее  господ,  а  то ведь  рабы, кругом
рабы... Вот, извольте, я  заточил карандаши.  - Старик подвинул Дзержинскому
семь   "фарберов"  и  начал  медленно  подниматься  по   скрипучей  лесенке.
Остановился, стараясь унять одышку, улыбнулся какой-то отрешенной улыбкой. -
Между прочим, в этом доме у моего деда Ивана Ивановича Лилина обычно покупал
перья ваш великий соотечественник поэт Адам Мицкевич.
     В час  дня  в  здании  Окружного суда,  что на  Литейном, при  огромном
скоплении зевак  на улице (в помещение не пустили жандармы)  начался процесс
над членами распущенной первой Думы.
     В час  двадцать приехал Герасимов,  устроился  в самом  уголке  тесного
зала, скрыв глаза темным пенсне, борода припудрена, чтобы казалась седой:
     Дзержинский сидел рядом, записывал происходящее.
     Герасимов  мельком  глянул  на  Дзержинского,  понял, что  не  русский,
видимо, щелкопер  с  Запада, их здесь сегодня  множество;  пусть себе пишут,
дело  сделано, во всем и  всегда  главное  -  прихлопнуть,  доведя до  конца
задуманное потом  пусть  визжат не страшно конечно лет через двадцать клубок
начнет раскручиваться, но мне-то будет седьмой десяток, важно сладко прожить
те годы когда ты силен, каждый день в радость, по  утрам тело звенит и ласки
просит.  Медленно  ищуще   Герасимов   перевел  взгляд  на   следующий   ряд
(неосознанно  искал  в лицах ассоциативное сходство верил, что все люди есть
единое  существо раздробленное на осколки),  подивился  тому,  как  господин
возле  окна  похож  на  бывшего  министра  Дурново  только  в лице  нет  той
уверенности  в  себе  которая  всегда присутствовала  в  Петре  Николаевиче.
Быстрый переход