|
.. Конспиратор дерьмовый..." - Хочет этот самый Азеф работать, - продолжил Дурново, - пусть себе пашет, я не против: время беспокойное, каждый сотрудник позарез нужен. Что же касается риска, то мы его оплачиваем. И легко подписал документ, калькулирующий расходы за труд Азефа, добавив при этом: - Пусть его по-прежнему Рачковский курирует, но все встречи проводит в вашем присутствии. Все до единой. Герасимов, однако, решил по-своему, ибо достаточно уже обжился в столице, получил информацию, которая есть ключ к незримому могуществу, вошел во вкус дворцовых интриг и начал грести на себя, хватит каштаны из огня таскать. Раз в месяц он встречался с Азефом в присутствии Рачковского, а дважды - с глазу на глаз; во время этих-то бесед и рождалась стратегия террора, на который - в своей борьбе за власть и продвижение вверх по карьерной лестнице - решил поставить Герасимов, понимая, что рискует он не чем-нибудь, а головой. ...После разгона первой Думы, которая показалась двору слишком революционной, после того, как Трепов и Рачковский скушали Витте и вместо Сергея Юльевича премьером был назначен вечно дремавший Горемыкин, а Дурново, получив почетную отставку, сразу же свалил в Швейцарию, вместо него в столице появился новый министр, Столыпин - провинциал с цепкими челюстями. Когда дедушка Горемыкин ушел на покой, уступив место Петру Аркадьевичу, когда выбрали вторую Думу, но она, по мнению Столыпина, оказалась еще более левой, чем первая, именно Герасимов - в обстановке полнейшей секретности - обговорил с Азефом план провокации, которая позволила и эту неугодную правительству Думу разогнать. Именно поэтому Герасимов самолично встречал Азефа на вокзале, не предполагая даже, что зеленые глаза Дзержинского фотографически точно зафиксируют его лицо в закрытом экипаже, куда садился руководитель эсеровской боевки Азеф, знакомый Феликсу Эдмундовичу еще по Швейцарии, - свел их там три года тому назад Яцек Каляев. СПЕКТАКЛЬ СУДА НА ОКРУЖНОМ Получив - через верных друзей - пропуск на процесс по делу бывших членов первой Государственной думы, Дзержинский зашел в писчебумажную лавку Лилина, что на Невском; спросил у приказчика два маленьких блокнота и дюжину карандашей. Молодой сонный парень в поддевке, бритый под горшок, но в очках завернул требуемое в бумажный срыв, назвал цену и лающе, с подвывом зевнул. - Вы карандаши, пожалуйста, заточите, - попросил Дзержинский, - они мне потребуются в самом близком будущем. - Придете домой и обточите, - ответил приказчик. - Тогда, быть может, у вас есть бритва? Я это сделаю сам, с вашего разрешения. На улице достаточно сильный мороз. |
