Изменить размер шрифта - +

     - Да вы о чем?! Мне?! Такое?!
     - Именно. Но  в развитие  нынешнего демократического эксперимента я даю
вам право ответить мне "да" или "нет".
     - Нет! Нет! И еще раз нет!
     - Ваш ответ меня удовлетворяет несмотря на то что  он лжив. Я никуда не
тороплюсь  комната вам  здесь  приготовлена, отправляйтесь  туда,  посидите,
подумайте и когда решите говорить со мною начистоту, дайте знать.
     Через два дня Азеф попросился к Герасимову.
     -  Да  я был агентом  департамента полиции. Готов  рассказать обо  всем
вполне откровенно но лишь при одном условии:  я хочу чтобы при нашей  беседе
присутствовал мои непосредственный начальник.
     - А кто это, позвольте полюбопытствовать?
     - Петр Иванович Рачковский.
     Герасимов медленно  картинным жестом  снял трубку телефонного  аппарата
сказал барышне  номер  приложил рожок  к  своим  чувственным несколько  даже
женственного рисунка губам и сказал чуть посмеиваясь:
     - Петр Иванович слава богу  тут задержали  этого самого Филипповского о
котором  я вас спрашивал.  Вы  еще  мне  ответствовали  намедни  что он  вам
совершеннеишим образом неизвестен Представьте он принес устное заявление что
служил под вашим началом освещая террор социал-революционеров.
     -  Да  быть  того  не  может,  Александр  Васильевич  -  с  подкупающей
искренностью  ответствовал  Рачковский. - Какой же это Филипповский?!  Прямо
ума не приложу вот ведь беда! Какой  хоть он  из себя? Вы то  его уже видели
самолично?
     -  Так  он  напротив  меня  сидит,  как  не видеть,  - сказал Герасимов
дружески улыбнувшись Азефу. - Только он отказывается со мною беседовать коли
вы не придете - как-никак непосредственный, многолетний руководитель.
     - Он здоровый такой  да?  - спросил Рачковский. - Губищи, как у негра и
глаз маслиной?
     - Ну губы у него вовсе не негритянские, - ответил Герасимов и сразу  же
заметил в глазах Азефа такую  глубокую яростную и униженную ненависть, какую
редко видал в жизни Когда Рачковский приехал к Герасимову и засеменил было к
Азефу тот поднялся во весь свои огромный рост руки ему не подал, закричал:
     - Сучье вымя! Я твою маму видал в белых тапочках! Ну, долбанный мышонок
ну, сын...
     Такой матерщины  Герасимов  в своей жизни  не слышал ни разу, приехав в
Петербург он со свойственной ему тщательностью знакомился с городом, побывал
конечно же и в трущобах на Калашниковской  набережной, но  даже  там,  среди
босяков и продажных девок, ему не доводилось слышать извержения вдохновенной
брани, свидетелем которой он стал.
     -  Неблагодарный мелкий  чинодрал!  - продолжал буйствовать Азеф. -  Вы
делали  на мне карьеру!  Моя  информация докладывалась  в  сферы!  За  вашей
подписью! А потом вы бросили меня - революция и все такое прочее! Без денег!
Без  инструкций! Ни  на  одно  мое письмо не ответили! И чтобы не сдохнуть с
голоду, я - именно по вашей милости  -  связался с бомбистами! Да, да, это я
ставлю акт против Дурново! Я  писал вам, предупреждал добром, что необходима
помощь  и поддержка, объяснял  ситуацию, говорил  что все может кончиться! А
вы?!
     Рачковский  стремительно глянул на Герасимова сохранявшего отстраненную
невозмутимость  с  ужасом  подумал о  том,  в  какой мере  этот  харьковский
провинциал вник в затаенный смысл происходящего и чуть что не взмолился.
Быстрый переход