Естественно наблюдение Герасимова засекло трех "извозчиков" тершихся
вокруг дома Дурново: почерк эсеров те и Плеве таким же образом обложили,
бомбисты ясное дело; осуществлял связь между ними Азеф.
Старик филер начавший службу еще в прошлом веке обозначил в своих
безграмотных рапортах некоего человека замеченного им вместе с извозчиками,
- нашим Филипповским как на грех в это время Медников лежал с простудою и
рапортички попали напрямую Герасимову тот вызвал старого филера на
"дружескую беседу", угостил рюмкой хереса и поинтересовался отчего человека,
подозреваемого в терроре, он называет "нашим".
- Да господин - сияя глазами отрапортовал филер - мне ж его еще три
года назад в Москве Евстратий Павлович Медников показал! В булочной
Филиппова это было оттого мы его и обозвали Филипповским. Самый, сказал
тогда Евстратий Павлович, ценный сотрудник охраны страх и гроза террористов
умница и прохиндей...
Такая кличка никем ни разу в охране не произносилась Герасимов
отправился в департамент полиции к Рачковскому тот - хоть и формально -
числился начальником секретной части несмотря на то, что проводил все дни в
приемной Трепова.
Выслушав вопрос Герасимова Рачковский равнодушно пожал плечами, отошел
к сейфу где хранились имена "коронной" агентуры, принес на стол американские
картотеки предложил шефу охраны самому посмотреть все формуляры недоумевая
откуда мог появиться этот самый "Филипповский".
Герасимов выразил благодарственное удовлетворение ответом "старшего
друга", вернувшись к себе повелел схватить Филипповского при первой же
возможности, когда ему возразили что это может провалить операцию по
слежению за группой террористов отрезал:
- Не надо учить ученого. А коли решитесь жаловаться, сверну в бараний
рог, ибо выполняю личное указание министра.
Личного указания не было: никто даже Трепов обо всем этом не знал.
Филипповского подстерегли сунули в закрытый экипаж и доставили в кабинет
Герасимова.
Сдерживая ярость Азеф протянул Герасимову паспорт:
- Меня знают в свете! Я инженер Черкес! Если я не буду освобожден
завтра же Петербург прочтет в печати о полицейском произволе который был
возможен лишь до манифеста дарованного нам государем! Кто то хочет бросить
тень на монарха и тех кто стоит с ним рядом во имя святого дела обновления
России!
Ярился он долго минут двадцать Герасимов сидел за столом отодвинувшись
в тень так, чтобы свет бронзовой настольной лампы под большим зеленым
абажуром не освещал лица, дав арестованному пошуметь тихо, чуть не шепотом
спросил:
- Скажите, а работа в качестве секретного агента тайной полиции никак
не бросает тень на священную особу монарха, ратующего за обновление России?
Азеф на какое то мгновение опешил потом поднялся во весь свои громадный
рост. |