Прежде чем умерла его жена, и все скатилось в говно. Эти веселые ноты напомнили ему о прошлых временах, и он почувствовал, как слезы катятся из больных глаз. Так что Хоув перешел на меланхоличный менуэт, больше подходящий его настроению, хотя вряд ли большинство народу здесь могло услышать разницу. Сипани любит представляться как культурное место, но большинство были пьянчугами, мошенниками, невоспитанными головорезами, или их различными комбинациями.
Как он докатился до этого, а? Обычная песня. Он не спеша дрейфовал по улице, словно не думал ни о чем, кроме монетки за музыку, и ноты лились во мрак. Возле ларька с пирожками его живот заурчал от запаха дешевого мяса, и он прекратил играть, чтобы предложить шляпу толпе. Желающих не нашлось, что не было удивительным. Так что он направился по дороге к Верскетти, пританцовывая вокруг столиков на улице и пиликая осприйский вальс, ухмыляясь клиентам, которые сидели, развалившись, с трубкой или бутылкой, вертели пальцами в перчатках тонкие стеклянные ножки бокалов и источали из глаз презрение в прорези своих зеркальных масок. Джерви сидел у стены, как всегда. Напротив него в кресле сидела женщина с высоко заколотыми волосами.
— Немного музыки, дорогуша? — хрипло сказал Хоув, наклоняясь к ней, чтобы его плащ свисал у колен Джерви.
Джерви вытащил что-то из кармана Хоува, сморщил нос от застарелого запаха и сказал:
— Отъебись уже.
Хоув, хвала Судьбам, пошел дальше вместе со своей ужасной музыкой.
— Что это там творится? — спросила Ризельда, приподнимая маску и на миг показывая мягкое круглое лицо, хорошо припудренное и с выражением светской скуки.
На улице похоже действительно творилась какая-то суматоха. Грохочущая, громыхающая и выкрикивающая что-то на северном наречии.
— Чертовы северяне, — пробормотал Джерви. — От них все время одни неприятности. В самом деле, надо бы держать их на поводке, как собак. — Он снял шляпу и бросил ее на стол. Обычный сигнал. Потом откинулся на стуле, чтобы незаметно придерживать сверток на земле перед собой. Неприятный бизнес, но надо работать. — Ничего такого, о чем тебе стоит волноваться самой, дорогая.
Она невесело улыбнулась, незаинтересованно, но это показалось ему неотразимым.
— Пойдем в постель? — спросил он, бросая пару монет за вино.
Она вздохнула.
— Пойдем, если надо.
И Джерви почувствовал, что сверток испарился.
Сифкисс выполз из-под столов и важно зашагал, постукивая палкой по столбикам забора, а сверток свободно покачивался в другой руке. Может, Старая Зелень и сказала оставаться незаметным, но это Сифкиссу уже не подходило. Работать надо в своем стиле, а ему уже было тринадцать, разве нет? Довольно скоро он займется вещами поважнее. Может, будет работать на Куррикана. Кто угодно скажет, что он особенно выделялся — Сифкисс украл себе высокую шляпу, из-за которой он в городе выглядел практически джентльменом — а для тех, кто из-за своей тупизны еще сомневался, он стильно заломил ее набок. Чертовски стильно.
Да, все замечали Сифкисса.
Он проверил, что за ним никто не следит, потом скользнул через покрытые росой кусты в трещину в стене, в которую, честно говоря, пришлось протискиваться, в подвал старого замка, куда проникало лишь немного света сверху.
Большинство детей работали. Лишь пара младших мальчишек играла в кости, и Пенс курил и даже не смотрел по сторонам, да еще девочка грызла косточку, и та новенькая скорчилась в углу и кашляла.
Сифкиссу не нравился звук того кашля. Скорее всего, он утащит ее отсюда в стоки через день-другой, но, эй, это ведь для него означало еще немного денег за труп. Большинство не любит таскать трупы, но Сифкисса это нисколько не волновало. Дождик никому выгоды не намоет, как всегда говорила Старая Зелень. |