Она пронеслась за угол, обернутые тряпками ступни цеплялись за влажные булыжники. Дорога расширилась, в тумане показались смутные пятна ламп, факелов и множества людей. Она ныряла и пробегала мимо них и между ними. Лица появлялись и исчезали. Ночной рынок Черной Стороны, лавки и покупатели, крики торговцев, кругом шум, запахи и суматоха. Киам ловко, как хорек, проскользнула между колес фургона, протиснулась между продавцом и покупателем, свалив кучу фруктов, проехалась по прилавку со скользкой рыбой, пока торговец кричал на нее и пытался схватить, но поймал лишь воздух. Она попала одной ногой в корзину и освободилась, разбрасывая по улице моллюсков. Киам все еще слышала вопли и рык северян, которые расталкивали народ следом за ней, и грохот, когда они отбрасывали прочь тележки. Словно безумный шторм прорывался через рынок позади нее. Она нырнула между ног огромного мужика, завернула за угол и побежала по засаленным ступенькам, перепрыгивая через две, по узкой дорожке возле хлюпающей воды. В мусоре пищали крысы, и северяне орали все громче и громче, проклиная ее и друг друга. Дыхание в груди ухало, кололо и становилось все отчаянней. Вода разбрызгивалась повсюду с каждым отдающимся эхом шагом.

— Мы ее взяли! — голос был прямо за спиной. — Сюда!

Киам нырнула в маленькую дыру в ржавой решетке, острый металлический штырь оставил горящую рану на ее руке, и в кои-то веки она порадовалась, что Старая Зелень никогда не кормила ее вдоволь. Она бросилась в темноту, держась пониже, легла, сжимая сверток, и постаралась восстановить дыхание. Потом появились они. Один из северян потянул за решетку, пальцы побелели от усилий, ржавчина посыпалась, когда прутья поддались, а Киам смотрела и думала, что эти руки сделают с ней, если их грязные ногти вопьются ей в кожу.

Второй просунул бородатое лицо в дыру. В его руке был нож злодейского вида. Не то чтобы у кого-то, кого грабишь, когда-либо был миловидный нож. Северянин выпучил на нее глаза, его губы в струпьях изогнулись, и он прорычал:

— Кинь нам этот сверток, и мы все забудем. Живо кидай!

Киам бросилась прочь, решетка заскрипела, сгибаясь.

— Ты блядь покойница, засранка мелкая! Мы тебя найдем, не волнуйся! — Она ускользнула, через пыль и труху, извиваясь через щель между осыпавшимися стенами. — Мы придем за тобой! — доносилось эхо позади. Может, они и придут, но вору недосуг тратить много времени, волнуясь насчет завтрашнего дня. И сегодня достаточно хреново. Она стащила куртку и вывернула наизнанку, бледно-зеленой подкладкой наружу. Спрятала шапку в карман, встряхнула волосами и скользнула на дорожку у Пятого канала, быстро шагая и опустив голову вниз.

Мимо проплыла прогулочная лодка, откуда доносилась болтовня, смех, звон стекла. Люди на борту лениво двигались, словно призраки в тумане, и Каим думала, что они сделали, чтобы заслужить такую жизнь, и что сделала она, чтобы заслужить свою, но на этот вопрос не было простого ответа. Когда розовые огни лодки скрылись в тумане, она услышала музыку скрипки Хоува. Немного постояла в тени, слушая и думая, как красиво она звучала. Посмотрела на сверток. Он выглядел не особо впечатляюще для всего этого переполоха. И весил тоже немного. Но от нее не зависело, за что Старая Зелень назначает цену. Она вытерла нос и пошла вдоль стены. Музыка становилась громче, потом она увидела спину Хоува. Его смычок двигался, она скользнула за ним и опустила сверток в его раскрытый карман.

Хоув не почувствовал, как что-то упало, но почувствовал три легких похлопывания по спине и тяжесть в куртке, когда пошевелился. Хоув не видел, кто это сделал, да он и не смотрел. Он просто продолжал играть на скрипке, тот самый марш Союза, которым в свое время он открывал каждое представление на сцене в Адуе. Ну, или под сценой, во всяком случае, разогревая толпу перед большим выходом Лестека.