О приезде хозяев в Рэндвулф-Мэнор первым возвестил садовник, заметивший новый экипаж его светлости, в самом начале подъездной аллеи. Старик с трудом поднялся с колен, оставив у клумбы своих помощников, которых наставлял в искусстве сажать цветы, и поспешил к крыльцу. Через несколько минут Гаррисон со счастливой улыбкой, уже докладывал новости леди Филане, пившей чай в гостиной.

Никто и не подумал сообщить Элис Коббл о возвращении новобрачных. Тем не менее она кое-что поняла из болтовни слуг и, взяв с собой ребенка, появилась в холле как раз тогда, когда маркиз переносил жену через порог.

Веселье Адрианы разом улеглось при виде донельзя грязной особы, небрежно, как куль с зерном, державшей младенца. Платьице девочки, хоть и из тонкой ткани и отделанное дорогим кружевом, было безнадежно засалено и измято. Элис подняла свою питомицу, и Адриана успела увидеть огромные, запавшие голубые глаза, шершавые щечки и сопливый носик. Ей стало нехорошо. Когда же эта негодяйка успела довести бедняжку до такого состояния?

Тошнота подступила к горлу, голова закружилась, и Адриана поспешно зажала рот рукой.

Встревоженный, Колтон обнял жену, но, заметив, куда направлен ее расстроенный взгляд, огляделся и мысленно выругался при виде Элис Коббл, посмевшей появиться в холле без разрешения. Толстуха казалась еще грязнее и неряшливее чем тогда, в Лондоне.

– Почему эта женщина так отвратительно выглядит? – резко спросил он Гаррисона. – И что стало с ребенком?

– Милорд, – тихо ответил дворецкий, – мы так и не смогли найти кормилицу. Обыскали всю округу и без всякого успеха. А эта женщина с каждым днем становится невыносимее, словно понимает, что мы давно бы выгнали ее, если бы не боялись за девочку. Ваша матушка не смеет слова сказать, потому что Элис сразу угрожает уйти. Если бы не ребенок, леди Филана избавилась бы от нее с самого начала, тем более что таково было и ваше желание, милорд.

– Убери ее с глаз моих! – прорычал Колтон. – Она еще и мою жену успела расстроить!

Но Элис нагло выступила вперед, показывая в издевательской улыбке черные гниющие зубы и словно наслаждаясь собственной властью.

– Добрый день, ваша светлость, – промурлыкала она. – Мы уж думали, вы никогда не вернетесь. Небось все миловались с вашей новой миссис.

Она повернулась к Адриане. Толстые губы растянулись в улыбке, больше похожей на оскал.

– Ваша милость, – пробормотала Элис, чуть наклонив голову.

– Возвращайся в детскую, женщина, – резко бросил Гаррисон, махнув рукой в сторону лестницы. – Тебя никто сюда не звал. А теперь оставь нас.

– Как? Я-то думала, его светлость пожелает увидеть девчонку. Похоже, он из тех, кто признает свою кровь, и должен был взглянуть на малышку. Давненько его не было, она уже и подрасти успела.

Но дворецкий смог поймать ее пухлый локоть и, несмотря на то что кормилица весила вдвое больше, чем он, повлек ее к лестнице.

– Говорю же, убирайся!

Элис как ни в чем не бывало обернулась.

– Может, заглянете позже, милорд? Маленько костлява, конечно, но все одно, смазливая она девчонка, ничего не скажешь. Может, и ее светлость не побрезгует прийти?

– Прекрати свою трескотню, женщина, – рассердился Гаррисон, ткнув ее в бок. – Иначе, помоги мне Бог, я заткну тебе глотку кляпом.

– Еще чего вздумал, тощая ворона! – взвизгнула Элис. – Да мне ничего не стоило раскидать мужиков в любом трактире, а такой, как ты, мне на один зуб!

Словно в подтверждение своей угрозы она ощерила почерневшие клыки, и несчастный Гаррисон отскочил как ошпаренный, боясь подцепить какую-нибудь заразу.

После того как кормилица убралась, Филана не сразу заговорила, борясь с дурнотой.