Вкус у коктейля был легким клубничным, очень приятным и напоминал взбитое растаявшее мороженое.

— Красавцы, мужики! Так держать! — воскликнул Алексей.

Витаутович навис над ним и спросил:

— Капитан Поддубный, вы уверены, что хотите завязать со спортом, как написали мне в сообщении?

Наши соседи навострили уши.

— Да, Лев Витаутович. Сами посудите — я поздно начал, мне тридцать пять — на пенсию пора! Я давно решил, что, если сегодня продую, это будет последний мой турнир.

— Ты не проиграл, — сказал Витаутович с нажимом, поймал взгляд соседа и прошипел: — Я буду требовать компенсации!

— Но в финал-то я не вышел. Янка так рыдала… Нет, не хочу. Тренировки не брошу, но с турнирами все.

Витаутович замолчал. Он хотел с хрустом впечатать кулак в рожу Гришина. И я понял, чего действительно хочу: отомстить. То есть победить на турнире. Ведь у шулеров можно выиграть только читерством.

— На турнир останешься? — спросил Витаутович.

— Конечно! Буду болеть за наших! Не знаю, как Саня, но Олежка без моей поддержки точно продует!

Я допил коктейль и ощутил, как энергия струится по венам и в груди разгорается маленькое солнце.

Подбежала Снегурочка с подносом, принялась убирать посуду, забрала наши стаканы, намекая, что нам пора освободить место другим страждущим. Мы намек поняли, а вот наши соседи — нет, и она обратилась к ним:

— Молодые люди, вы уже пообедали?

Что там дальше было, мы смотреть не стали, спустились вниз, а дальше наши пути разделились: Алексей пополнил число наших болельщиков, его жена отправилась домой, а мы принялись ждать результатов второго тура, усевшись на маты в конце зала.

В пол-одиннадцатого я узнал, что моим соперником будет Яков Бабич, представитель михайловского завода бурового оборудования, а Олег проговорил неразборчиво:

— Кто такой этот гомнюк?

Витаутович, похоже, тоже не понял, и Олег уточнил:

— Антон Анатольевич Гоманюк. — Он скривился, прочитав: — Представляет СКА, бой пройдет в четвертой… Четвертая клетка — это ведь приговор, да?

— Если победишь нокаутом, возьмешь на болевой или удушающий — нет. По очкам, вероятно, да. Но я тебе напоминаю, что сетка первых трех раундов составлена заранее! Так что нет здесь подставы, Олежка!

Олег молча уставился на сцепленные пальцы. Витаутович прикрикнул:

— Не раскисать! Саня смог, и ты сможешь! Гоманюк — не Ибрагимов, а так, массовка. Техничный, натасканный, но СКА ставку на него не делает.

— Как и на меня, — уронил Олег, в сердцах ударил мат. — Сука Гришин, так подосрал нам!

— Прекратить истерику! — рявкнул Витаутович. — Идем со мной.

Я остался один и издали наблюдал, как Витаутович прокачивает деморализованного бойца. Олег кивал, пытался бодриться, но, похоже, слишком эмоциональный парень был сломлен.

Когда Олег вернулся, его состояние улучшилось, глаза загорелись. Он хотел надрать задницу этому гомнюку. Его бой был третьим, мой — шестым, в восьмой клетке.

Поскольку отсев затянулся, а время у организаторов поджимало, ведь им еще арену в порядок приводить перед официальным открытием, потому третий круг проходил, будто в ускоренной съемке: скороговорка ведущего, торопливая работа рефери, быстрые решения судей.

Олег стоял возле четвертой клетки, сжав кулаки, и сверлил взглядом то судей, то стоящего по другую сторону клетки Гоманюка. Витаутович подбадривал Олега, бросал слова в топку разгорающегося негодования. Я сам переживал за Олега больше, чем за себя: моему сопернику Витаутович вообще значения не придал, лишь отмахнулся от меня, уронив: «Потом».