— Она зевнула, прикрыв рот рукой. — Лева, какая же тут теплынь! У нас сегодня уже снег пошел.
Выглядела эта красотка совершенно беззаботной, словно и ее не волновали дела государственной важности. Но, скорее всего, она просто не хотела при мне болтать. Беспардонно осмотрев меня с ног до головы, будто перед ней находилось какое-то чудо природы, она сказала:
— Александр? Нерушимый?
— Он самый, — кивнул я.
Женщина подарила мне улыбку, и на ее щеках залегли ямочки.
— Александр, вы сегодня безумно порадовали миллионы советских болельщиков и меня в том числе. Это была фантастика! Футбольная эквилибристика.
— Вратарь должен быть немного акробатом, — отшутился я, попытался считать ее желания и услышал лишь белый шум.
Наталья только выглядела милой, но за ее улыбкой скрывалась матерая хищница, это по глазам читалось. Вот сейчас прищурилась — что просканировала.
— У тебя талант. Теперь понятно, почему на тебя возлагают столько надежд… — Она взяла паузу, как любил делать Витаутыч, и продолжила: — И почему тебя пригласили в сборную.
Мне показалось, или она имела в виду не только футбол?
Глава 31
Худший в мире
Вскоре к нам вышел врач, мужчина средних лет с исконно славянской внешностью, и развел руками:
— Я редко видел таких здоровых людей, как она. Ума не приложу, в чем причина ее состояния.
Наталья достала удостоверение, предъявила врачу, тот кивнул, не изменившись лицом. Интересно, что написано в удостоверении и соответствует ли оно тому, кем на самом деле является эта женщина. Ведь то, во что я ввязался — дело государственной безопасности.
— Пока оставьте ее в отделении, состояние может резко ухудшиться. — Наталья обратилась ко мне: — Александр, огромное вам спасибо за содействие. Вы больше ничем не сможете нам помочь. — Она повернула голову к Тирликасу: — И вы, Лев Витаутович.
Допустим, из сознания Энн извлекут все нужные сведения, и что дальше? Отправят девушку на родину? Вряд ли. Сгноят в застенках? Тирликас говорил, что вообще мало надежды, что Энн выживет. Но если все-таки ей повезет, мне бы не хотелось, чтобы ее закрыли. В конце концов, это может вызвать международный скандал: смотрите — похитили гражданина Великобритании!
— Идем, — скомандовал Тирликас, направляясь к лестнице.
Но я остался стоять, пристально посмотрел на Наталью и попросил:
— Я бы хотел убедиться, что с девушкой все в порядке.
— Я буду держать вас в курсе. — Голос женщины был холоднее стали.
— Идем, — процедил Лев Витаутыч, я почти услышал, как он скрежещет зубами, и направился за ним.
На улице чернела ночь. Корпуса госпиталя, разбросанные по огромной территории и утопающие в зелени, были будто подсвечены золотыми сферами. Мы подошли к машине, уселись. Прежде чем завести мотор, Тирликас сказал:
— Наташа не кровожадная.
— Это понятно. Если Энн выживет… что с ней будет?
— Все зависит от самой девушки и от того, как далеко она зашла. Ты ж понимаешь, что ее ложь мгновенно вскроется, и мы узнаем о ней все.
— Допустим, она просто пешка, что тогда? — поинтересовался я.
— Тогда подлечим и отпустим домой. Если захочет. Захочет остаться — поймем, простим, примем. Я бы на ее месте не возвращался. Понимаешь почему и что ее там ждет?
— Несчастный случай. А если она не пешка?
Тирликас пожал плечами.
— Значит, обвинение в шпионаже, скандал и тюрьма. Хотя так и эдак будет скандал. |